Флорис. «Красавица из Луизианы»

— Конечно, конечно, мадемуазель Батистина! — вмешался в разговор Грегуар, который наконец обнаружил свои очки и теперь не без удивления читал послание маршала.

— И пусть благословение Великого Фын-Шуя накроет своими благоуханными крыльями Майский Цветок и Голубую Стрекозу! — сказал Ли Кан, не обращая внимания на злобные взгляды Федора.

— В любом случае, я не покину тебя, моя голубка! — торжественно заявила Элиза.

— И я тоже! Я не хочу огорчать господина графа и господина маркиза! — промолвил Грегуар, втайне питавший страстную любовь к пышным титулам и теперь всякий раз с удовольствием вспоминавший про титул Флориса.

— Ну да, друзья мои! Мы поедем все вместе! — рассмеялась и захлопала в ладоши Батистина.

— Ну и ну! Она-таки их уговорила! — подумал про себя скромно стоявший в стороне лейтенант, а Жорж-Альбер от радости перекувырнулся через голову.

Девушка обратилась к драгунам:

— Господа, мы отправляемся в путь завтра на рассвете!

Сам король не смог бы сказать лучше.

Федор не спал всю ночь. Он ворочался с боку на бок и с восхищением, а может быть, и с завистью посматривал на мирно похрапывавшего Ли Кана, который свернул кольцом свою обожаемую косу и подложил себе под щеку.

Рано утром в карету погрузили сундуки и корзины с провизией. Не проехали они и двух лье, как Батистина высунула свою хорошенькую головку в окошечко и пропела сладеньким голосочком:

— Лейтенант, я должна на несколько минут заехать в замок дю. Роше.

— Ах, нет, маленькая барыня! Это невозможно! — попробовал воспротивиться Федор.

— Ладно, не делай такое суровое лицо! Ступай за мной! — сказала она, выходя из кареты.

— Ах, Боже мой, я тоже пойду с тобой, голубка! — заявила Элиза.

— И я! Непременно! — добавил Грегуар.

Ли Кан и Жорж-Альбер молча последовали за ними.

— Батистина! Не может быть! Мне, наверное, это снится? Моя маленькая графиня! — воскликнул Жеодар при виде вошедшей в комнату «невесты» и ее четырех телохранителей.

Господин дю Роше тер глаза и все время спрашивал себя, действительно ли он видит Батистину или все еще находится во власти ужасной лихорадки.

— О да, дорогой Жеодар! Это действительно я! О мой друг, я вся дрожу при мысли о том, что этот монстр мог убить вас! — лепетала Батистина, опускаясь на колени около постели больного.

Жеодар с трудом приподнялся на локте.

— Мадемуазель, господин граф еще очень слаб! Но в бреду он все время принимал меня за вас! Он все время звал вас! Господин граф так привязан к вам, мадемуазель! — запричитал лакей Жеодара, стремясь выставить своего хозяина в наилучшем свете. Восхваляя своего патрона, он, однако, не без страха оглядывался на странную свиту «невесты».

— Ах, мой добрый Паден, придвинь, пожалуйста, стул для мадемуазель де Вильнев! — сказал Жеодар, внезапно ощутивший прилив сил. Одним своим присутствием Батистина буквально возвращала его к жизни. Он жадно вдыхал запах духов Батистины, держал ее за руку и пожирал своими маленькими живыми и очень выразительными глазками. — О, маленькая графиня, вы меня не забыли! Какое счастье! Я все время бредил вами! Я думал только о вас… Одно лишь воспоминание о вас послужило мне поддержкой и позволило выжить… Но я ни о чем не жалею! Я не жалею, что дрался из-за вас… что сражался за вашу честь, моя дорогая!

— О, Жеодар, Жеодар! Мой нежный друг! — шептала Батистина, прижимая его руку к сердцу.

Четверо телохранителей навострили уши, стараясь уловить, о чем шепчутся жених с невестой, но те, как нарочно, говорили очень тихо. Пожалуй, только Жорж-Альбер не упустил из этой беседы ни слова, он безо всякого стеснения устроился у изголовья больного и с аппетитом пробовал все настойки, микстуры и лекарства, стоявшие на круглом столике.

Жеодар лежал на постели в рубашке с открытым воротом. Из-под тонкой ткани виднелась мощная волосатая грудь.

Жорж-Альбер корчил рожи и скалил зубы, словно хотел сказать:

«Совершенно очевидно, что этот господин очень красивый мужчина. Разумеется, не такой, как я, но все же… И я прекрасно понимаю, почему наша малютка питала к нему слабость. Мой любезный хозяин считает себя первым красавцем в мире, и я был бы рад, если бы она сбила с него спесь».

Жеодар пылко целовал ручки Батистины.

— Значит, вы не изгнали меня окончательно из вашей памяти, дорогая? — настойчиво вопрошал он.

— О нет, дорогой Жеодар, я никогда не смогу забыть вас, — простодушно уверяла его Батистина, — но сейчас я должна уехать на несколько дней.

— Черт побери! Дорогая, вас отрывают от меня, вас хотят отослать подальше! Но и не позволю! — беспокойно заворочался на постели больной. — Вы ведь знаете, я до сих пор считаю вас своей невестой и буду считать вас таковой до тех пор, пока вы не возьмете ваше слово обратно.

Батистина прикусила губку, поскольку явно оказалась в затруднительном положении.

— Как? Уж не пришли ли вы сообщить мне об этом? — с горечью воскликнул Жеодар.

— Ах, мадемуазель, любая дурная весть может оказаться для него смертельной! — зашептал лакей.

— Да нет же, нет! Я приехала поцеловать вас и сказать вам, что буду любить вас вечно! — торопливо промолвила Батистина.