Флорис. «Красавица из Луизианы»

— Ну, дорогая сестренка, открой мне твое сердце… Что же ты чувствуешь к Флорису? — настаивал старший брат.

— Отвращение! — сухо уронила Батистина, обмахиваясь веером.

— Отвращение! — повторил Адриан. Он был в ужасе.

14

— Пора, сир, — сказал Лебель, осторожно раздвигая полог кровати.

Людовик приподнялся на локте и дал знак лакею, дескать, все понял и следует за ним. Он посмотрел на Жанну-Антуанетту, мирно спавшую (или делавшую вид, что спит) рядом с ним. Его охватило странное и противоречивое чувство. Эта женщина ему нравилась. Ее очаровательная дерзкая выходка, когда она приказала отвезти ее к королю вместо подруги, не вызвала у Людовика раздражения, а наоборот, развеселила его. Он был страшно разочарован тем, что Батистина не приехала, и воспринял появление Жанны-Антуанетты почти с радостью. Однако теперь он колебался и не знал, как поступать дальше. Продолжать ли принимать ее в будущем? Король чувствовал, что под маской показной мягкости и нежности скрывается натура сильная и властная, и очень боялся этого. Казалось, эта женщина, хрупкая, как статуэтка из саксонского фарфора, на самом деле отлита из железа, а о себе Людовик знал, что он человек довольно слабый и безвольный.

«Я всего лишь жалкий трус… я не выношу одиночества, а все эти противные придворные жеманницы вызывают у меня отвращение… Мне нужна невинность и чистота. О, в конце концов, король я или не король? Или я просто несчастный дурак, влюбленный в семнадцатилетнюю девчонку?»

Мессалина, увидев, что ее хозяин встает, весело залаяла.

— Тсс! Замолчи, Мессалина! Наша прелестная подруга еще спит! — зашептал Людовик и сунул ноги в домашние туфли. Он снова взглянул на красивое личико, обрамленное каштановыми волосами. Все в молодой женщине дышало спокойствием и негой. Король вздохнул. Маленькое приключение с Жанной-Антуанеттой было приятным. Более того, он не мог не признать, что две ночи, проведенные с прекрасной и совсем не стеснительной женой богатого буржуа, были восхитительными. И все-таки она так легко ему досталась.

«Ну ладно, там посмотрим!» — подумал Людовик, вставая с постели. Жанна-Антуанетта решила подать признаки жизни. Она выпростала нежную округлую руку из-под простыни и схватила короля за руку.

— О, сир! Сир… Людовик… Какое счастье, какую радость вы мне подарили… Я ни разу не обманывала мужа… Но наслаждение, истинное наслаждение, я познала впервые…

— Тихо, тихо, моя дорогая… Еще очень рано, — сказал король, испытывая какое-то странное, даже глуповатое, на его взгляд, волнение. Он был не только взволнован, но и страшно горд, услышав такое признание. — Поспите еще немного, а я должен приступить к исполнению моих королевских обязанностей.

— Когда мы с вами увидимся?

— Очень скоро, разумеется. Я извещу вас через Лебеля, — сказал Людовик и поцеловал тонкие пальцы.

— Я буду ждать, сир… в гостинице.

Мессалина нетерпеливо подпрыгивала на месте и виляла хвостиком. Людовик накинул на плечи камзол и прошел из своей тайной спальни через зеркальную дверь в зал государственного Совета, пустынный в столь ранний час. Тяжелые портьеры из голубого атласа, расшитые золотом и серебром, были плотно задвинуты. Несколько оплывших свечей освещали золотистые деревянные панели, которыми были обшиты стены.

«Я ждал Венеру, но в моей постели оказалась Минерва!» — посмеялся над собой король.

На огромном столе уже громоздились досье и кипы бумаг. Людовик тяжело вздохнул, вспомнив о том, что на сегодня назначено много аудиенций и день будет напряженным.

— Идем, Мессалина! Нам надо идти, что поделаешь! Вдруг мы сможем исхитриться и украсть несколько минуток, чтобы побыть наедине с «нашим сердечком», — улыбнулся Людовик, наклонился и погладил собачку по шелковистой головке.

Из зеркальной галереи доносился смутный неясный шум, там звучали голоса и слышались шаги многих людей.

— О, мое сердечко, мое сердечко! Только тебя я хочу увидеть… Только тебя! Все нагоняет на меня тоску и скуку, и только твой звонкий смех может развеселить меня, — прошептал Людовик.

Мессалина задрала головку вверх и посмотрела на хозяина, словно она понимала, чувствовала его нерешительность и нежелание приступать к королевским обязанностям. Она коротко тявкнула. Застывший по другую сторону двери отлично вышколенный лакей тотчас же отворил дверь. Людовик вошел в свою парадную спальню. Он, словно мальчишка, перескочил через позолоченную оградку, окружавшую постель. Лебель надел на голову Людовику ночной колпак, как того требовал этикет, и король, позевывая, улегся под фиолетово-алые покрывала постели, в которой спал еще его прадед. Каждое утро он проделывал одно и то же, если жил в Версале.

«Мне следовало бы отказаться от этой смешной, глупой, безнадежно устаревшей церемонии», — с раздражением подумал Людовик.

Он уже несколько раз заводил разговор об этом со своими министрами и камергерами, но они всякий раз поднимали такой крик, что он отступал.

Король еще раз зевнул. Его клонило в сон.

— Ваше величество, можем ли мы открыть двери и впустить посетителей?