Флорентийская чародейка

Скептики, которые в силу своего желчного характера отвергают всякое влияние сверхъестественного на ход исторических событий, возможно, предпочтут другое, более прозаическое, объяснение процветанию и благоденствию, которое переживала Флоренция в то время. Можно предположить, что всем этим она была обязана покровительству Папы Льва Десятого (которого одни считали добрым гением, а другие — тщеславным дураком), и именно поэтому город богател, вторжения прекратились и так далее.

Противники всего сверхъестественного старались найти для себя опору в политике Льва Десятого, и припоминали его встречу с королем Франции после битвы при Мариньяно и ряд соглашений, тогда подписанных; вспоминали о новых, прикупленных Папой и переданных Флоренции землях, что принесло ей дополнительные доходы; о присвоении племяннику Лоренцо титула герцога Урбино; о том, что Лев Десятый устроил брак самого Джулиано с принцессой Савойской Филибертой, после чего тот получил в подарок от короля Франции Франциска Первого Немур, и, возможно, шепнул на ушко Джулиано, что вскорости отдаст ему и Неаполь.

Что ж, давайте признаем, что все скребоперы, предпочитающие сухие факты, в целом правы. Да, власть Папы была огромна. Точно так же была велика власть короля Франции и короля Испании, сильны были швейцарская армия и Османская империя. И все вышеперечисленные силы постоянно конфликтовали и мирились, побеждали и терпели поражения, заключали брачные союзы, интриговали, торговали привилегиями, вступали в тайные сговоры и подписывали официальные соглашения, делили добычу и занимались чёрт-те чем еще. Но все это, к счастью для нас, абсолютно несущественно в данный момент.

Шло время, и у Кара-Кёз обнаружились явные признаки истощения — как морального, так и физического свойства. Похоже, первой, кто заметил это, оказалась Зеркальце, поскольку она находилась подле принцессы неотлучно. Очевидно, от нее не укрылось едва заметная напряженность ее улыбки, вялые движения прежде таких легких и сильных рук, головная боль и внезапные приступы раздражительности, которые она стойко подавляла. Возможно, что забеспокоился и Аргалья, потому что впервые за все время их союза она стала уклоняться от его ласк, предлагая ему вместо себя подругу. «Я не в настроении. Я устала. У меня нет желания, — сплошь и рядом говорила она. — Не принимай это на свой счет. Ну почему ты не понимаешь? Ты уже получил всё, к чему стремился, ты военачальник, тебе ничего не нужно доказывать самому себе. А я? Я все еще хочу состояться, хочу полностью воспользоваться тем, что мне дано. Как ты можешь любить меня, не понимая этого? Какая же это любовь? Это эгоизм».

«Взаимные упреки? Неужто их любви предначертан столь банальный конец?» — подумалось ему. Аргалья отказывался в это верить и отбросил мрачные мысли. Нет, с ними подобное не случится. Такая, как у них, любовь — она до гробовой доски. Она не может утонуть в мелких дрязгах.