Флорентийская чародейка

Таким образом, дипломатично дистанцировав себя от впавшего в немилость старого приятеля, Турок Аргалья получил искомую должность. Самому Аргалье назначили щедрое по тому времени жалованье. Вдобавок герцог Джулиано подарил ему просторный особняк на Виа Порта Росса, с полным штатом прислуги, присовокупив к этому щедрую сумму на его содержание. «Адмирал Дориа, должно быть, отрекомендовал меня вам наилучшим образом», — всего лишь и сказал Аргалья, услышав об этом. На что герцог любезно ответствовал: «Он заявил, что ты единственный из подонков-варваров, с кем ему не хотелось бы повстречаться один на один ни на суше, ни на море, даже если ты будешь гол как новорожденный младенец и при себе у тебя будет всего лишь обычный кухонный нож».

***

Легенда гласила, что в семействе Медичи хранилось волшебное зеркало, в котором правитель из этого рода мог узреть лик самой желанной в мире женщины. Говорили, что именно в этом зеркале предыдущий Джулиано, приходившийся нынешнему дядей и убитый заговорщиками, впервые увидел лицо Симонетты Веспуччи. После ее смерти, однако, зеркало помутнело и утратило волшебные свойства, словно оно не пожелало оскорблять ее память отражением менее, чем у нее, совершенной красоты. В период изгнания семьи зеркало продолжало висеть на стене спальни Джулиано-старшего в семейном особняке на Виа Ларга, однако, поскольку оно не только упрямо отказывалось проявлять магические свойства, но и перестало отвечать своему прямому назначению, его убрали в крошечную кладовку при спальне, где держали всякий хлам. После избрания Папы Льва Десятого зеркало вдруг снова заблестело. Передавали, что ненароком заглянувшая в каморку девушка-служанка упала без чувств, когда увидела, что сквозь паутину из угла на нее смотрит совершенно незнакомая женщина — словно гостья из иного мира. «Во всей Флоренции нет женщины, равной ей», — заявил герцог Джулиано, когда ему показали это чудесное видение. Он заметно взбодрился духом и телом, велел снова повесить зеркало в спальне и пообещал золотой дукат тому, кто доставит это чудо пред его ясные очи.

Призвали живописца Андреа дель Сарто, и ему было велено запечатлеть на полотне сию неземную красоту, но зеркало недаром было волшебным: оно не позволило копировать магическое изображение, и когда дель Сарто глянул в него, то увидел только себя. Джулиано был разочарован. «Оставь, — бросил он. — Нарисуешь с натуры, когда я ее отьпцу». После его ухода у Джулиано зародилась мысль, что, возможно, дело в самом художнике, что зеркало просто невысокого мнения о его искусстве. Другого, лучшего, у него под рукой не оказалось. Рафаэль находился в Риме, где ссорился с Буонарроти, а Филипепи, который был настолько одержим Симонеттой, что хотел быть похороненным у ее порога (в чем ему, разумеется, отказали), давным-давно умер. К тому же задолго до смерти он впал в нищету, стал ни на что не годен и мог стоять лишь опираясь на две палки. Его ученик Филиппино Липпи был популярен среди любителей парадов и уличных шествий; он угождал вкусам толпы, но абсолютно не подходил для целей Джулиано. Так что оставалось довольствоваться дель Сарто, хотя теперь эта проблема приобрела чисто академический характер, поскольку изображение появлялось лишь тогда, когда Джулиано оставался в комнате один. В последовавшие за этим дни было замечено, что герцог все чаще стал искать уединения у себя в спальне, чтобы без помех любоваться неземной красотой незнакомки, и близкие к нему вельможи, и без того немало обеспокоенные состоянием его здоровья, начали с тревогой и страхом коситься на его возможного преемника Лоренцо. И вот тут-то неземное создание собственной персоной явилось в город в сопровождении Турка Аргальи — и наступила новая эра.