Флорентийка

Шпионы нашли следы беглецов, а затем взяли и их самих под стражу. Дю Амель заплатил столько, сколько было надо, и ночью люди в масках ворвались в гостиницу и вывели из нее молодых людей, бросили их в баржу, которая поднялась вверх по Сене до того места, где уже ждали лошади. Беременная Мари думала, что отдаст богу душу во время этого жуткого путешествия. Несчастных детей возвратили в Бургундию, где их ждали не только торжествующий дю Амель, но и тюрьма…

Этот человек желал не только смерти виновным, но и их публичного унижения. Он требовал приковать их к столбу и сжечь на костре на радость толпе… И они были приговорены. Муж нашел больше, чем

нужно, свидетелей, и кучка презренных людей за золото поклялась, что сотни раз видели, как Жан и Мари отдавались друг другу… К тому же Мари ждала ребенка.

Надеясь спасти брата, она утверждала, что отдалась первому встречному любовнику, но ее слова никого не убедили. Приговор был отложен только до освобождения бедняжки от бремени.

Я умолял Пьера де Бревая обратиться к монсеньору герцогу и добиться, чтобы им сохранили жизнь и заключили в монастырь. Он грубо отказался. Его гордость была задета, он чувствовал себя униженным, обесчещенным, и думаю, что возненавидел их. Его жена, мадам Мадлен, умоляла мужа вместе со мной, но безуспешно. Тогда мы с ней вместе отправились в Брюссель. То, что отказался сделать отец, мать ринулась выполнять с беспредельной любовью. В Лилле при выходе из часовни она бросилась в ноги к монсеньору герцогу, который, не желая даже ее выслушать, повернулся к ней спиной. Этот старый козел, не прекращающий гневить бога своим необузданным сладострастием, возможно, и сжалился бы над Мари, если бы она была его любовницей. Но у него было только презрение к несчастной матери!

Неожиданная вспышка гнева священника заставила вздрогнуть его слушателя.

— Что вы говорите, падре?..

Внезапно покраснев до корней своих седых волос, отец Шаруэ смущенно улыбнулся:

— Ничего! Простите меня, сын мой! Я дал волю остаткам гнева, который овладел мною при виде слез несчастной Мадлен, стоящей на коленях в центре роскошной галереи под насмешливыми взглядами придворных. Я поднял ее, и мы вместе вышли, но она хотела еще попытать счастья. Жан долгое время служил при дворе молодого графа де Шароле, который к нему дружески относился. Возможно, этот молодой и нравственно чистый принц сжалится над ними. Жан часто говорил, что его господин желает ему добра.

— И что же?

— На этот раз нас приняли, но надежда длилась всего мгновение. Граф Карл был в ужасе от разврата, царившего при дворе его отца, и прилагал максимум усилий, чтобы в его окружении были только достойные люди. К тому же это очень гордый и надменный принц, а Жан оставил службу, не испросив у него позволения. Он был очень суров: "Виновные в таком преступлении не заслуживают ни прощения, ни милосердия. Они согрешили одновременно и против божьего закона, и против природы. Правосудие должно свершиться…»Слезы несчастной матери не могли найти путь к одетому в броню сердцу. Все, что нам удалось добиться, — это смягчение приговора: страшная смерть на костре была заменена на обезглавливание, единственно достойную смерть для дворян. Теперь вы знаете столько же, сколько и я!

— Вы забыли еще кое-что, падре! Молодая женщина была беременна, сказали вы. Смогла она родить своего ребенка?

— Да, в тюрьме. Пять дней назад Мари родила девочку, которую на следующий день отнесли в приют Шаритэ, куда помещают всех брошенных детей.

— Брошенных? — воскликнул Франческо. — Но у этой малышки есть дедушка с бабушкой! Де Бревай не могут о ней позаботиться? Мне кажется, она вдвойне их крови!

— Ни за что на свете мессир Пьер не согласится взять ее под свою крышу, а мадам Мадлен больше никогда не осмелится вызвать гнев своего супруга. В настоящее время он старается получить разрешение на воспитание девочки Мари и дю Амеля.

— А другая малышка? Что с ней будет?

Старый священник развел руками, демонстрируя полную беспомощность.

— Я этого не знаю. Но перед смертью Мари умоляла меня позаботиться о ребенке. Я не знаю, что будет с ней. Дамы из приюта с отвращением приняли ее.

— Почему?

— Ребенок, рожденный от кровосмешения, вызывает ужас, это дьявольское создание. Никакая кормилица не хочет заботиться о ней. Ей дают молоко козы, и она, вероятно, вскоре умрет, если этого уже не произошло. Я хотел заняться девочкой, но какая женщина согласится помочь мне? Живу я в Бревае, у меня нет другого жилища, как…

Франческо загорелся от возмущения.

— Здешние люди представляются мне странными христианами. Ребенок крещен?

Отец Шаруэ отрицательно покачал головой.

— Я хотел это сделать, но мне не позволили к ней подойти и…

— Это мы еще посмотрим! Отведите меня в этот приют, где дети вызывают такое отвращение!

— Что вы хотите сделать?

— Скоро вы увидите! Эй, Марино! Запряги двух лошадей или даже трех и приготовься сопровождать нас.

— Это безумие! Скоро наступит ночь, двери приюта закроются, а он находится в начале Бонской дороги, — сказал священник.

— Именно поэтому нам следует поторопиться.