Следовательно, ему придется найти более сильного противника, чтобы погибнуть в честном бою. А если верить рассказам его оруженосца, найти такого противника будет нелегко… Мессир Франческо, вы заключили очень странный контракт! Всевышний может помешать его выполнению…
— Поживем — увидим! А сейчас будем радоваться тому, что Фьора навсегда останется с нами. И мы по-прежнему будем холить и лелеять ее.
— Разве она никогда не сможет носить имени своего мужа?
— Разумеется, сможет! Как только изменится политическая ситуация и не надо будет опасаться гнева. Лоренцо, мы сразу же объявим о браке.
— А если это удастся сделать одновременно с объявлением о смерти мужа, то будет еще лучше, не правда ли? — с горечью спросила Леонарда.
Она вдруг поняла, что если бы Филипп не предъявил права на первую брачную ночь, то Бельтрами вполне бы устроила их постыдная сделка. Напрашивался вывод: даже лучший из лучших подчас способен вести себя как безжалостный эгоист. Конечно, прошлой ночью, когда Фьоре пришлось делить ложе с мужчиной, Бельтрами, наверное, пережил все муки ада. Но теперь он думает только о счастье всегда видеть дочь рядом с собой…
— Действительно, как прекрасно все устроилось! — вздохнула Леонарда. — Но мне пора идти в спальню к Фьоре, чтобы быть рядом, когда она проснется. Сдается мне, что, в отличие от вас, это утро вовсе не покажется ей приятным…
Леонарда с трудом сдерживала гнев. Сколькими слезами придется заплатить ее девочке за счастье, которое продолжалось лишь три дня и одну ночь. Неужели Бельтрами не понимает, что, познав плотскую любовь, его дочь никогда не станет прежней Фьорой? А если родится ребенок?
«Не дай бог! — подумала про себя Леонарда. — Став матерью, Фьора никогда не сможет забыть свое мимолетное супружество. А забвение — это лучшее из того, что можно ей пожелать».
Медленными шагами, стараясь не шуметь, Леонарда снова вошла в спальню. Фьора продолжала спать. Воспитательница придвинула к кровати стул и села, ожидая ее пробуждения. Она не хотела, чтобы Фьора проснулась одна в пустой комнате.
И действительно, едва открыв глаза, Фьора сразу же увидела перед собой знакомое лицо и широко улыбнулась:
— Вы здесь? Неужели так поздно?
— Скоро пробьет двенадцать. Хорошо выспалась?
Но взгляд Фьоры уже обратился ко вдруг ставшей слишком широкой кровати, которая хранила еще отпечаток другого тела…
— Филипп!.. Где он?
Леонарда поднялась со стула и пересела на краешек кровати, поближе к Фьоре.
— Он уехал, — ответила она как можно спокойнее, заметив, что глаза Фьоры, минуту назад еще затуманенные сном, вдруг вспыхнули и широко открылись.
— Уехал?.. Но не для того, чтобы…
— Чтобы присоединиться к герцогу Бургундскому. Он покинул наш дом…
— И вы не разбудили меня?
Никогда еще Фьора не смотрела на своего старого друга с таким гневом.
— Он не велел вас будить. Думаю, он боялся, что расставание будет очень тяжелым. На прощание он захватил прядь ваших волос.
— Неужели необходимо было уезжать в такую рань? Он мог бы задержаться, хоть на несколько часов. Нам было так хорошо вместе!.. Может быть, он не успел еще далеко отъехать?..
Фьора вскочила с постели и, как была, нагишом подбежала к окну и широко распахнула его. Небо было затянуто серыми тучами, и с самого утра на землю сеял мелкий холодный дождь.
Но Фьора, казалось, ничего вокруг не замечала.
— Филипп! — изо всех сил закричала она. — Филипп!
Вернись!
Услыхав ее крики, Бельтрами, который прогуливался по саду, чтобы окончательно стряхнуть с себя воспоминания о проклятой ночи, поднял голову, да так и застыл, потрясенный необычайным зрелищем: обнаженная, с растрепанными волосами женщина, бросающая во все стороны отчаянные призывы…
Женщина, которая не была, просто не могла быть его дочерью.
Фьора с ее чистым, мелодичным голосом не способна издавать звуки, напоминающие хриплое рычание львицы, зовущей к себе самца…
Крики все не утихали, бесстыдная, сводящая с ума картина все стояла перед глазами. Тогда, зажав руками уши, чтобы ничего не слышать, несчастный, не разбирая дороги, кинулся через голый зимний сад к ненадежному, но укромному убежищу: маленькому каменному гроту с фонтаном в виде головы льва.
И там, бросившись прямо на мокрую землю, Франческо Бельтрами оплакал утраченные иллюзии. Чужестранец потребовал всего одну ночь, и этой ночи ему хватило для того, чтобы превратить Фьору в совершенно незнакомую, "свою» женщину. В ней ничего не осталось от прежней горячо любимой девочки…
Глава 5. ИЕРОНИМА
—Фьора, ты очень изменилась… Мы часто видимся, и с каждой новой встречей это все заметнее. Хотелось бы знать, что с тобой произошло.
Фьора улыбнулась подруге. Миловидное личико Кьяры действительно приняло столь необычное для него озабоченное выражение.
— В чем же ты видишь эти перемены?
— Ты стала меньше смеяться; в разговоре я часто замечаю, что мысли твои где-то далеко. Ты или пропускаешь мои вопросы мимо ушей, или отвечаешь на них невпопад… Но кое-что настораживает меня еще больше…
— Еще больше? Господи, ты о чем?