Флёр

— Моя мать объяснила мне и это. Русский человек, говорила она, уже сам по себе противоречие. Русские большие анархисты, им не нравятся законы, они не выносят, когда им указывают, что делать. Для них Бог — высшая власть, высший авторитет, они поклоняются Ему, но, само собой разумеется, Он не так часто вмешивается в их повседневную жизнь. Царь для них — символ абсолютной земной власти, и поэтому ему тоже поклоняются чуть ли не так же. Крестьяне величают его Малым, отцом. Царь — источник всех благодеяний, изобилия, всех привилегий, но ведь он находится очень далеко, в Санкт-Петербурге. А их делами заправляет местный правительственный чиновник. Ему не нужно поклоняться, установленный закон можно обойти, а то и просто не обращать на него внимания, его можно подкупить, дать взятку, или же с помощью шантажа привлечь на свою сторону. Это — игра, и в ней у каждого есть неплохой шанс выиграть.

Флер в ужасе представила себе весь этот хаос, ведь она была воспитана в традициях упорядоченного правления на протяжении столетий.

— Разве вам все это не противно? Неужели вы, и такие, как вы, мне хотите изменить существующий порядок?

Граф пожал плечами.

— Такая система живуча, она довольно прочна. Но если изменить одну ее часть, то вся она тут же рухнет. Ни у одного из нас нет сил для таких перемен, они есть только у императора. Но император меньше всего желает перемен, так как возникший оползень сметет и его самого. Все это похоже на камень Сизифа, который он дотащил до середины склона горы. Самое лучшее решение — удерживать его на месте.

— Вероятно, царь должен от этого страдать, если он на самом деле печется о своей стране.

— Да, ему трудно. У него тоже есть нервы, как и у всех смертных. Понимаете?

— Очень плохо для человека, занимающего такое высокое положение, как он, иметь нервы, как вы считаете? Если бы он был человеком холодным и жестоким, ему было бы легче, править.

Флер очень хотелось спросить графа, повлияла ли в какой-то мере на его мнение о царе благодарность за то, что ему лично сделал государь, но она тут же отбросила от себя эту мысль, считая ее недостойным предрассудком.

— Он должен быть счастлив, что у него есть такой защитник, как вы, — сказала она.

Карев улыбнулся.

— Я ему не нужен в роли защитника. Он — император, и я ему служу.

— Да, конечно, но вы пока не рассказали мне, какое особое его поручение вы здесь выполняете. Надеюсь, не только шпионите за мистером Полоцким?

— Не волнуйтесь. Я ничего дурного не скажу о вашем друге. Нет, в мою миссию входит изучение работы правительства, особенно на местном уровне. Мне нужно выяснить, нельзя ли что-нибудь перенять у вас, что бы его величество мог внедрить у себя в стране для улучшения состояния дел. Вы здесь справляетесь со всем по-другому, у вас есть эсквайры, судьи.

Лицо у Флер просветлело.

— Понимаю! Дядя Фредерик должен вам здесь по-мочь, он очень много знает о таких вещах. И мистер Скотт, отец Тедди, он был мировым судьей долгие годы.

— Да, я знаю, — сказал Карев. — Мистер Скотт пригласил меня пообедать с ним в кругу его семьи на следующей неделе, чтобы обсудить с ним этот вопрос.

Флер засмеялась. — Вы всегда меня опережаете! Как вижу, вам моя помощь не нужна!

— Нет, в отличие от вашего общества. Может быть, перейдем на легкую рысцу? Только так, для вида, я не забыл существующих законов!

В первом антракте оперы, как только упал занавес, у семейной ложи Хоаров сразу же возник капитан Джером, намного опередив своих соперников.

— Могу ли я попросить вашу племянницу прогуляться со мной по фойе? — вежливо обратился он к тетушке Венерье. — Спектакль будет идти долго, и сейчас неплохо немного размяться.

— Неужели вы опасаетесь, как бы я не уснула? — спросила его Флер, вскинув брови. Но Джером нравился тетушке, и она сочла, что его проворность должна быть вознаграждена.

— Да, любовь моя, иди, иди! Нам еще придется долго сидеть, — проговорила она.

Флер приняла предложение с явным умыслом. Во-первых, ей на самом деле хотелось немного размять ноги, а во-вторых, так как фойе кольцом окружало весь театр на уровне гардероба, она там все как следует осмотрит и, может, даже встретится там с Каревым — весьма вероятно! Она его так и не высмотрела, до того как погасили огни. Стены фойе украшали обои в красно-золотую полоску, красивые большие зеркала в золоченых рамах были расставлены на равном расстоянии одно от другого, а между ними находились неглубокие альковы с обвитыми бархатом скамеечками, рассчитанные только на двоих.

Пол устилал толстый красный ковер, а над головой висели роскошные люстры с газовыми горелками. Это было излюбленное место зрителей, где в антрактах можно себя показать и на других посмотреть, сравнить наряды и прически.

Джером, судя по всему, что-то задумал. Обменявшись с ней несколькими вежливыми фразами о спектакле, он вдруг погрузился в беспокойное молчание. Но Флер этого даже не заметила, ее мысли бродили в совершенно другом месте.