Флёр

Утром двадцать пятого сентября лорд Лукан вывел кавалерию по обыкновению за час до рассвета. От земли поднимался туман, было холодно, а его люди стояли, подтягивая покрепче окоченевшими пальцами подпруги и ворча по поводу странных привычек лорда «Гляди в оба». А лорд Кардиган в это время еще спал на своей уютной койке на борту личной яхты «Дриада», стоявшей на якоре в Балаклавской бухте. Лорд Кардиган получил разрешение спать на своей яхте из-за слабого состояния здоровья, а так как он не любил рано вставать, то обычно оставлял для руководства в эти неприятные утренние часы лорда Джоржа Пэджета.

Говорят, что лорд Джордж, объезжая позиции в сопровождении Лукана, увидел в рассеивающейся темноте, что на редуте номер один подняты два флага. Это был традиционный сигнал, сообщающий о приближении неприятеля. Не успел он этого заметить, как весь редут сотрясло от ужасного орудийного залпа. Заговорили пушки, нарушая предрассветную тишину. Это были первые залпы, предвещавшие начало Балаклавского сражения.

Как только немного рассвело, англичане увидели серую массу русской армии, приближавшуюся к «гребню» и редутам, где заправляли всем только турки. Английская пехота находилась на плато на расстоянии двухчасового перехода, и к ущелью, закрывавшему вход в Балаклаву, был брошен единственный боеспособный отряд — полк шотландских стрелков под командованием сэра Колина Кэмпбелла. Им предстояло защищать базовый лагерь всей армии.

Практически ничего нельзя было сделать для спасения редутов. Лорд Лукан предпринял с бригадой тяжелой кавалерии ложную атаку, чтобы опрокинуть русских, но они не отошли. Ударившись в панику, турки разбежались, и за короткое время русские овладели четырьмя редутами из шести. Они разрушили номер четвертый, ближайший к британским позициям, а сами расположились на остальных трех, заняв господствующее положение на Воронцовской дороге.

Теперь между русскими и Балаклавой стоял только один шотландский полк. Поднялось солнце, и пронизывающий холодный туман рассеялся — занялся осенний, кристально прозрачный день. Там, внизу, балаклавская бухта была похожа на расстеленную серебристую простыню, в которой отражались зеленоватые и красновато-бурые прибрежные скалы, дальше за ними поверхность моря застыла, словно это уже было не море, а задумчивое колдовское озеро. Вокруг равнины возвышались горы, отбрасывавшие длинные тени в утренних лучах, казалось, они тянулись к голубому небу, а воздух был таким неподвижным, таким ясным, что любой прозвучавший здесь звук разносился на мили вокруг, как каждый крик, возглас, каждое позвякивание кольца уздечки, каждый стук копыта.

Вся масса русской кавалерии начала медленное продвижение к Северной долине, и вдруг от нее отделился большой отряд и поскакал галопом к «гребню», чтобы раздавить шотландских стрелков. У них не было времени, чтобы собраться в каре — обычный прием пехоты при кавалерийской атаке. Пять сотен горных стрелков в юбках и красных мундирах и меховых киверах вместе с сотней выздоравливающих бойцов выстроились в цепь, по два человека в затылок, противостоять трем тысячам русских всадников.

Рассказывают, что старый вояка сэр Колин Кэмпбелл — ветеран каре, выстраивавшихся на поле во время сражения при Ватерлоо, — скакал вдоль всей цепи, предупреждая каждого солдата: «Запомни, отсюда нет выхода. Нужно либо выстоять, либо умереть!» Люди из бригады легких пехотинцев, находившиеся в резерве и наблюдавшие за происходящим с западного края «гребня», в один голос утверждали, что шотландцы стояли твердо, как скала, и не отступили ни на шаг, когда вся эта серая масса всадников обрушилась на них.

Судя по всему, их неприступность расстроила ряды русских — скажите на милость, как могла эта жиденькая цепь пехотинцев противостоять натиску тяжелых кавалеристов, число которых в шесть раз превышало число оборонявшихся? Как бы там ни было, но русские сбились с ритма, остановились, — словно ничего не понимая. И в эту минуту шотландцы открыли огонь.

Их небольшие ружья были куда лучше русских мушкетов — об этом красноречиво говорил любой выстрел. На землю падали всадники, лошади, но русская цепь, поизвивавшись как змея, все же двинулась в атаку.

Прозвучал второй залп. Снова русские оказались на земле, и тогда, издавая боевые кличи, шотландцы бросились вперед, переполняемые жаждой схватиться врукопашную с неприятелем. Третий залп свалил еще больше всадников, и вдруг русские, резко повернув лошадей, начали отступать под громовое «ура!» шотландцев.