Флёр

Его слова немного озадачили Флер, она не знала, как отнестись к ним, но Петр сам пришел ей на помощь, продолжая в том же духе:

— Ну, а как поживает милая Людмила Ивановна? Ее родители велели мне передать ей кучу посланий, но я не стану этого делать, так как в них несомненно в который раз излагаются правила хорошего тона в обществе, а они могут ее только испортить.

— Она в прекрасном расположении духа, как, вероятно, вы сами могли убедиться после приезда сюда. Вы действительно нанесли визит Полоцким? Как мило с вашей стороны!

— Конечно, ничего не скажешь, — признался он откровенно. — Я даже заезжал к ним дважды, что ровно в два раза чаще, чем я посещаю любого из своих родственников за это время. Но я люблю Полоцких, это хорошие люди, на них можно положиться. С ними всегда так легко. Все их желания, все амбиции на виду, и они ничего не скрывают. — В голосе Карева-младшего послышались резкие нотки, что заставило ее вопросительно посмотреть на него. — Они сразу же сказали мне весьма немногословно, односложной фразой, что я не тот человек, который нужен их дочери. Она наследница большого состояния, а я хотя и выходец из хорошей семьи, но младший брат.

Флер смутили эти слова, и она с сожалением его разглядывала.

— Неужели они были настолько откровенны, или вы шутите?

Петр улыбнулся. Теперь улыбка у него была более искренняя.

— Нет, но я уважаю их за это. Нужно всегда знать, где находишься, в каком состоянии пребываешь.

Флер пыталась его утешить.

— Не думаю, что она для вас пара.

Он засмеялся, сжимая ее руки.

— Боже, как вы красивы, когда говорите такие слова. Нет, я не приударял за ней с серьезными намерениями, и мое сердце не разбито. Меня столько колотили, столько мяли за время моей всеми осуждаемой карьеры, что я стал бесчувственным к ударам и толчкам, как индийский каучук. А теперь нам нужно решить, как я буду к вам обращаться. Может быть, вы позволите называть вас просто Флер, без Ранульфовна?

Она вдруг смутилась, неожиданно обнаружив, что вот уже целых пять минут Петр держит ее за руки, но было поздно жеманничать.

— Будучи близкой подругой вашей сестры, — сказала она, — что я расцениваю как большую честь, мне кажется, такое обращение будет вполне в рамках приличий.

— Отлично! В таком случае вы для меня — просто Флер! — Он отдал ей воинскую честь. — Вы, самое лучшее создание, желаю вам процветания. Tloreat flora![5]

В эту минуту его излияния перебил неожиданный приход Карева-старшего. Увидав их, он замер на месте — лицо сделалось хмурым и исказилось болезненной гримасой. Флер тут же вся вспыхнула, чувствуя легкое раздражение. Пер, выпустив ее руки, с вызовом посмотрел на брата. Между ними ощущалась колкая враждебность, которую Флер никак не могла объяснить.

— А, премного вам рады, мой просвещенный старший брат, — Петр притворно поклонился.

— А, мой ничтожный младший брат, — ответил точно таким же насмешливым поклоном Карев. — Что же привело тебя сюда при полном параде еще до звонка к обеду? Не хотел ли ты найти здесь кого-нибудь другого, кроме слуг, которым ты уже порядочно надоел?

— Должен сказать, что за тобой прежде не замечалось любви к пунктуальности. Вероятно, это благотворное влияние мисс Гамильтон сказалось на тебе.

— Мисс Гамильтон? Но вы с ней несколько секунд назад были отнюдь не столь официальны, — резко заметил Карев-старший. Флер, поглядывая то на одного, то на другого, словно болельщик на теннисном корте, была озадачена.

— Я не уверен, позволила ли она тебе называть ее по имени, — спокойно ответил Петр. — Или, может быть, ты счел абсолютно ненужным даже спросить ее об этом?

— Но такого разговора даже не возникало, — быстро среагировала Флер. — Вы же знаете, как редко упоминают имя человека, если он присутствует рядом?

— Да, в самом деле, — сказал Петр. — Но ваш такт, мадемуазель, просто поражает. Это такая редкость.

— Такая же редкость, как сибирская орхидея. Вы получили какие-нибудь известия от отца за последнее время, мисс Гамильтон? — нарочито официально поинтересовался Карев.

Тем самым он давал Петру знак переменить тему разговора, и Флер была ему, за это благодарна. Но ведь Карев знал, что она пока не получила от отца ни одного письма, поэтому его вопрос смутил ее.

— Папа никогда не пишет, пока ему что-нибудь не понадобится, — неуверенно ответила она.

— Точно так, как ты, Сережа, — торопливо подхватил Петр. А всегда ли ваш отец получает то, что хочет, — мисс Гамильтон? Мой брат — всегда, во всяком случае до последнего времени.

— Что скажешь, Петя? Мисс Гамильтон прекрасно ездит на Кудлатке, ей удалось справиться с лошадью даже лучше, чем Розе. — Это было второе предупреждение, и на этот раз Петр все понял.

— Да, отличное животное, не правда ли? Бодрая, мягкая, словно голубок. Мне иногда кажется, что лошади мамлюков гораздо лучше карабахских скакунов. По крайней мере по своей сообразительности.

— Мне никогда не приходилось ездить на карабахском жеребце, — ответила Флер. — У нас в Англии таких лошадей просто нет. Зато у нас есть арабские скакуны. Вы их называете мамлюкскими, да?