— Ваше… — едва не совершил очередное кретинство я, но вовремя спохватился. — …Ваше нынешнее состояние предполагает необходимость посетить ванную комнату. Мы со Стеценкой зачистим дом, а вы с дамой приведите себя в порядок…
От моих глаз не укрылось то, как дернулась та, что именовала себя Иной Раджави, когда я едва не назвал Царёва «величеством». Это добавило еще один камешек на весы сомнений, и чаши их шатались всё сильнее, пока мы ходили по дому и выносили трупы во двор. Мой зам снова взял на себя роль палача — он расстрелял остатки магазина в корчащихся на плитах двора баалитов. Не было сомнений, что это именно они — налетчиков выдавала характерная ругань и молитвы, с которыми они отправлялись навстречу со своим жестоким божеством… В моменты страданий всё напускное слетает с человека, оставляя лишь истинную сущность — и теперь, перед смертью, баалиты не сдерживали себя.
Наконец дело было сделано. Тела лежали в рядок у забора — и охранники, и нападавшие. Стеценко остался, чтобы забаррикадировать калитку, а я поднялся наверх — переговорить с Царёвым и убедиться, что там всё в порядке.
Император нашелся на крыше. Он был одет в свой обычный серый френч и брюки свободного покроя, вместо сапог на ногах у него я разглядел мягкие парчовые тапки с острыми носами.
— Вы презираете меня, шеф? Я предатель? — спросил он, глядя на изукрашенную бисером и вышивкой обувь.
— Нет, Ванечка. Я тебя не презираю, и никакой ты не предатель. Ты — самый настоящий кретин, — сказал я. — Впрочем, я — тоже.
Он оторопело глянул на меня своими неимоверными глазами.
— Это как понять? — черный стыд и глухая зеленая тоска о своем недостойном поведении сменились на искреннее удивление.
— А скажи-ка мне, Ваня, как ответила твоя ненаглядная Ясмин в ответ на радиограмму-объяснение по поводу того, что ты многое переосмыслил и вам теперь не быть вместе?
— Но откуда… Ах, да — Стеценко! Ну да… Ничего не ответила!
— А скажи-ка мне еще, расставались ли вы с вашей ненаглядной госпожой Раджави хотя бы на час с тех пор, как принялись за поиски меня, грешного?
— Э-э-э-э… Ну, разве что в уборную или… Она заехала за мной сразу после того, как я отбил шифровку Ближнему Кругу и радиограмму — Ясмин, но… Но к чему эти вопросы? — в душе у Ивана к удивлению явно начинала примешиваться досада и более того — гнев.
Всё-таки наш Император был ещё юношей — и реакции его были соответствующими, несмотря на могучий интеллект, внешность былинного героя и груз ответственности на царственных мускулистых плечах.
— А был ли ты где-нибудь в этом особняке, кроме этой замечательной опочивальни и кухни, и роскошной ванной? — продолжал давить я.
— Шеф, к чему такие вопросы? Это переходит всякие границы, я… — под моим взглядом он смутился — вспомнил, что развлекался тут, пока его старший товарищ и спаситель явно подвергался смертельной опасности.
И никакие предчувствия и наития тут не могли быть оправданием. А потому — он скрипнул зубами и сказал:
— Да, мы выходили в сад, и здесь, на крыше гуляли…
— Гуляли, значит? В сад, значит? Так скажи мне, разлюбезный Иван Васильевич, каким-таким чудом такой радиоэнтузиаст и вообще — гений и эрудит не разглядел зонтичную антенну армейской радиостанции арелатского производства?! — мой козырь был убийственным, и Император стоял, как громом пораженный.
— Какую… Антенну? О Боже! — вскричал он. — Виноградник! Ясмина! Ина! Я — кретин!!!
XXVIII ЛЮБОВЬ ИМПЕРАТОРА
— В радиорубку! — выдохнул Импертор и рванул вниз по лестнице, роняя свои вышитые бисером тапки.
Ему хватило каких-то пары секунд, чтобы понять, где находится нужное помещение. Огромными прыжками он мчался в крыло особняка, выходящее в сад. Вот что значит — мозги на место встали! Стараясь не расхохотаться, я поспешал за ним. Деревянная дверь отлетела в сторону, вырванная с мясом, Царёв остановился, лихорадочно оглядываясь. Наконец его глаза среди хаоса радиоаппаратуры вычленили рулон телеграфной ленты и ее конец, уже покрытый тире и точками.
— Да!!! Успели! — Царёв принялся рвать свое послание на мелкие кусочки с совершенно невменяемым выражением лица.
Я стоял в дверях и гомерически смеялся: вот он, момент истины! Есть Бог на свете! Таинственная Ясмин — радиовозлюбленная Императора, и Ина Раджави — прекрасная незнакомка на «Ланчестере» оказались одной и той же личностью. Любовь на расстоянии самым мистическим образом притянула их друг к другу и породила взаимную приязнь, переросшую в огненную страсть. Романтика! Не видел бы сам — не поверил бы!
— А теперь, дорогой мой Ванюша, уйми свои восторги, и прежде, чем ты пойдешь и расскажешь своей Ине-Ясмине об удивительном открытии, сделанном тобой благодаря восставшему из мертвых шефу, произнеси-ка вслух полное имя и титул Шемаханской царицы. С чувством, с толком, с расстановкой… — я не собирался снижать уровень драматизации, и нагнетал так сильно, как только мог.
— Нет! — неверяще пробормотал Царёв, уже всё осознав. — Нет-нет-нет, не может этого…