Флигель-Адъютант

— Сергей Бозкуртович Волков, этнограф. Экспедиция Имперского географического общества.

— Ах, ИГО! Епархия Крестовского? Можно было догадаться, что вы в конце концов сюда доберетесь… Тогда позвольте и мне представиться — доктор медицины Иван Арнольдович Борменталь… Хотя чего это я — вы наверняка тут всё про всех знаете! И что теперь — убьете меня? — кажется, перспектива получить пулю в брюшную полость его не пугала.

По крайней мере — предпринимать что-то по этому поводу Борменталь не собирался.

— Я — нет. Лично вас мне убивать не хочется. Я наслышан о вашей работе с профессором Преображенским, многие уважаемые люди отзывались о вас как о человеке достойном, интеллигентном и потрясающем профессионале. Но кой черт вас вообще понес в компанию этих шарлатанов от науки? Вы могли бы неплохо устроиться в нынешней Империи, с лоялистами покончено, такие люди, как вы, нужны стране, можно жить и работать…

— Я наркоман, — печально усмехнулся Борменталь. — Едва перескочил с морфия на первитин, теперь умираю немного медленнее. Со мной всё кончено. Хайд и Цорн обещали мне лечение, а дали еще один наркотик.

Мне было искренне жаль этого великого ученого и в общем-то хорошего, но опустившегося человека. Не знаю, в чем была причина моей сентиментальности, но я вынул из сумки три жестянки с трофейным первитином и сказал:

— Вот. Этого должно хватить.

— Хватить на что?

— На путешествие в Наталь.

— В Наталь? — удивился Иван Арнольдович. — Зачем мне Наталь?

— Синий Каскад Теллури. Лучшая реабилитационная клиника в мире. Вы можете напрямую обратиться к архиепископу Стаалю, или — к минееру Бооте, коммандеру ван Буурену или к доктору Глазенапу — сразу в лечебницу. Скажите кому угодно из них, что вы от поручика, расскажите обстоятельства нашего знакомства — там поймут, уж поверьте… Знаете инженера Лося? Он сидел на опиуме и хавре, а теперь — пробавляется коньячком в Аркаиме. Я и сам думал, что это невозможно, когда вылавливал его из болот Ассинибойна, более похожего на овощ, чем на человека.

Борменталь, как клещами, ухватил своими тонкими пальцами коробочки с первитином и судорожно принялся распихивать их по карманам элегантного костюма. А потом взял себя в руки, собрался и проговорил:

— Тут у причалов есть парусные ялики, два или три. Умеете управляться? Бежим вместе из этого проклятого места!

Я невесело усмехнулся:

— У меня тут осталось неоконченное дело…

— Дело… — его глаза вдруг расширились. — Так вы ТОТ поручик?

Мне ничего не оставалось, кроме как расправить плечи, щелкнуть каблуками, дернуть подбородком и оскалиться:

— Честь имею!

* * *

Я подошел к массивному, приземистому строению, прихрамывая. Сумка с колбочками и склянками оттягивала плечо, и мечталось уже избавиться от нее. Но — смертоносное содержимое требовало к себе бережного отношения, и потому просто взять и оставить ее где-то под деревом было никак невозможно.

Домик, на который ссылались и головы в подземелье, и тевтоны, стоял над обрывистым берегом, обдуваемый всеми ветрами. Он представлял собой круглое здание примерно пятнадцати метров в диаметре с железной крышей и двумя выходами. Один из них был обращен к саду — деревянная полированная дверь, обитая медью, с массивной ручкой в виде какой-то глубоководной рыбы. Второй выход — с самого края утеса, у винтовой лесенки, которая вела вниз, к пресным водам Гегамского моря. Тут же, рядом с лесенкой, располагался автоматический подъемник, а у ее подножия — небольшой причал и, кажется, один из тех самых яликов, о которых говорил Борменталь.

Дверца, которая вела на лестницу, была небольшая, металлическая и открывалась самым обычным поворотным механизмом с крупным вентилем снаружи, и это было странно! Я обошел домик по кругу и не нашел ничего лучше, как рассовать пару колбочек со снадобьями Пьянкова-Питкевича по карманам кителя, сунуть в карман галифе автоматический пистолет и оставить сумку с остальной отравой прямо возле металлической двери — чуть сбоку, под листьями какого-то декоративного растения, чтобы ее сложно было сразу заметить и легко — подхватить при отступлении.

Заходить решил всё-таки с парадного — мало ли! За спиной в правой руке держал красный гвоздодер, а левой сделал самое большое кретинство в этой ситуации — постучался костяшками пальцев по прохладной деревянной поверхности:

— Тук. Тук. Тук.

— Си! — произнес молодой, но какой-то странный, глуховатый голос. — Аделанте!

И я вошел.

* * *

— Ты не Император! — это было первое, что я услышал, пока глаза мои привыкали к полумраку.

Таинственный голос легко сменил галисийский диалект на имперский язык.

Света было мало, неяркое голубое свечение излучали фосфоресцирующие сферы на полу вдоль стен. Отблески его отражались от поверхности воды — большая часть помещения была занята чем-то вроде аквариума, остальная представляла собой невысокий амфитеатр с несколькими рядами удобных кресел. Я стоял в проходе между ними и пытался понять — что же это всё значит?

— Столько попыток, и всё тщетно… — как будто разговаривая сам с собой, проговорил некто. — Мне, видно, суждено всегда быть одному.