— Верно! Гормоны! Престо сам из себя был мужчина красивый, высокий, широкий в плечах — самое то для синематографического актера. А травил байки, мол, раньше выглядел как карлик, снимался в комедиях, самому Чарльзу Спенсеру конкуренцию составлял. Так вот, этот Цорн его вылечил — давал ему какие-то порошки, и Престо рос над собой и хорошел день ото дня. А потом оказалось, что он и нахрен никому не нужен такой красивый… Красавчиков в мире полно, их хоть пруд пруди, а карликов талантливых — не так, чтобы много. И этот чудак приехал в Эвксину, стал сорить деньгами, искать проводников через Каф, охрану… Он говорил, что, мол, там, в Леванте, за горами есть что-то вроде закрытого научного сообщества, куда съезжаются лучшие умы человечества. Нес околесицу про живые головы, зверолюдов, вот эти вот ваши гормоны и черт знает что еще! Ну, мне-то что, я тогда на мели был. Платил он щедро. Договорились — найду надежных ребят, доведем этого Престо до Шемахани, а дальше — разбежимся. Разбежались… Башибузуки нас выхватили у Сахарной Головы — молодые, озверелые, никакого понятия. Продали по кишлакам — а оседлые и рады были, вон какой у них запас для медных быков! Красота, своих не надо теперь в жертвенники совать! Престо, кстати, первого Баал и сожрал. Как он выл, как выл, всё какую-то Герду поминал! Ей-Богу, поручик, я после этого запаха, ну, из быка который, на мясо смотреть не могу…
Стеценко сунул руку в седельную сумку и запихал в рот хороший ломоть копченой колбасы.
— Жрать — жру, но смотреть не могу, — глотая вязкую мясную слюну проговорил он.
— А что там про этих ученых? Откуда у него такие сведения?
— Вроде как от Вассера… — пожал плечами Стеценко. — Через Вассера многие неофициальные лекарства идут, он и клиентов на тот остров поставляет — состоятельных. У него сеть гостиниц по всему югу, туда заселяются пациенты, а потом он или караванами, или сначала морем, а потом — железной дорогой и снова — караваном доставляет их на остров. Но в последнее время у него вроде как проблемы — по крайней мере Престо так и не смог выйти на связь с посредниками в Яшме. Если б смог — я б ему и даром был бы не нужен.
Он поймал наши растерянные взгляды и озадаченно проговорил:
— Что я не так сказал? Или что вы не так сделали?
— Видишь ли, разлюбезный мой господин Стеценко… Мы тут с господином Царёвым как из Аркаима выехали — так на дела этого Вассера всё время натыкаемся. Какая-то очень уж таинственная и могущественная фигура получается!
— А то! Никто его не видел, но все про него говорят… — Стеценко снова запустил руку в седельную сумку, извлек оттуда баклагу с молодым эвксинским вином и стал жадно хлебать, обильно проливая на грязное хаки. Отдышавшись, он спросил: — А вы-то, командир, каким хреном за Каф выбрались?
— Этнографическая экспедиция. Исследуем нравы и обычаи местного населения… — усмехнулся я.
— Ну-ну, — оскалился мерзавец Стеценко. — И как успехи?
Я обвел взглядом лошадей, добычу, весь наш арсенал и хмыкнул:
— Пока что занимаемся сбором образцов и нарабатываем навыки работы в чуждой имперскому ученому среде… Кажется, получается неплохо!
— Хы, — подавился вином Стеценко.
— Хо-хо! — откликнулся я.
А Иван захохотал от души, сбрасывая напряжение. Глядя на его сверкающие голубые глаза и задорную улыбку, мы тоже не выдержали — и ржали уже все вместе, ровно до тех пор, пока к нам не решили присоединиться еще и лошади.
XIX ЗА ПОЛШАГА ДО ЦЕЛИ
Стеценку мы нарядили в трофейный полосатый халат, на голову намотали кусок ткани — то ли на манер чалмы, то ли — в стиле шапочки Гиппократа… Так или иначе, его бы и родная мать не узнала с посиневшей от побоев физиономией и в таком наряде… Спутником и проводником он оказался бесценным: мне вообще пришло в голову, что после окончания войны и до своей командировки в Наталь, мой зам, видимо, промышлял тут не совсем законными делами… Может быть, нанимался проводить караваны контрабандистов, или что-то вроде этого? И потому особенно странным казалось его пленение.
— Ладно, ладно! Мы накурились в чайхане кальяна с анашой, — признался, наконец, Стеценко, спустя пару дней путешествия. — Это всё Престо, ненормальный, настаивал — мол, местный колорит, местный колорит… На Сипанге-то опий в основном ценят, а башибузукская анаша и не знакома им вовсе… А меня такая тоска взяла — не знаю, тошно стало от осознания того, чем приходится заниматься мне, боевому офицеру! Ну я и дал слабину, тоже употребил. Вот и взяли нас тепленькими… Не курите, дети, анашу — до добра это вас не доведет, загребут вас башибузуки и примутся жарить эл тиферет Баал!
— Кто кретин? — спросил у Стеценки я.
— Я кретин, — покладисто согласился он.