Флигель-Адъютант

— «Флёр-д-оранж» с запахом элегантного арелатского месье! — провозгласил мстительный Иван Васильевич.

Припомнил-таки мне «аромат настоящего джигита». Пока я пытался проморгаться, он подал мне китель, и застегнул его на все пуговицы, под горло.

— Вот! Короля делает свита, а Императора — и тем паче. Посмотрят на вас местные и подумают: если это всего лишь один из лейб-гвардейцев, то насколько хорош сам Государь? — да, да, неплохо ему было рассуждать в мягких ичигах и удобном бешмете! — Мужайтесь, шеф! Еще немного — и снова нашими проблемами будут какие-то несчастные голод, холод, уголовники, башибузуки и агенты всех разведок мира… Я понимаю, что по сравнению со светским обществом — это для вас мелочи, и вы бы лучше гранатами швырялись весь день напропалую, чем полчаса чинно-благородно вели беседы с дамами и кавалерами…

Вот ведь! Научил Императора сарказму на свою голову! Я закатил глаза. Царёв всё посмеивался, а потом сказал:

— Ну, вам пора. А я пойду, прогуляюсь, пообщаюсь с музыкантами — вроде как Валевские заказали ансамбль Рознера, а Рознер — это фигура, скажу я вам…

Мне ничего не оставалось, как шагнуть за дверь флигеля. Благо, он располагался в дальнем углу сада и у меня было время осмотреться.

Черт, это всегда работало! Просто ищи самую красивую барышню — и это точно окажется Лиза. Она была просто прекрасна: в легком струящемся платье небесного цвета, которое подошло бы любой из античных богинь, с волосами, уложенными в изящную прическу, открывающую ее невероятно грациозную шею… А еще — колье, и серьги из ультрамариновых самоцветов, которые так гармонировали с синими глазами! На лице моей невесты отражалась растерянность — она даже приподнялась на носочки, как будто разыскивая кого-то.

Меня?

Я вышел из тени, положил Лизе руки на талию и поцеловал в манящую ложбинку на затылке, у самой границы волос. Пахла она одуряюще, я почувствовал, как теряю голову.

— Напугал! А я тебя жду-жду… Ой, какой ты представительный! И как это я такого красавца охомутала-то? — она вывернулась из моих объятий и сделал шаг назад, осматривая меня с ног до головы.

Я взял ее за руку и снова притянул к себе:

— Ради того, чтобы соответствовать самой прекрасной даме в мире я готов потерпеть и это издевательство под названием лейб-гвардии мундир…

А дальше пришлось изображать из себя галантного месье, ровно в соответствии с комментариями к «Флер-д-оранжу». Я кланялся, представлялся, вставлял уместные пять копеек, иногда даже искрометно шутил — не слишком искрометно, чтобы не получить тычок локтем в бок от Лизоньки. Здесь принятый в офицерской среде сарказм и подначки могли бы и не понять. Мы курсировали по саду от одной компании к другой, позволяя провинциальной элите осознать, каким могучим союзником на самом-самом верху обзаводятся Валевские. По крайней мере, они так думали, все эти великосветские дамы и пышные кавалеры.

У меня в глазах рябило от фраков, бриллиантов, причесок, штиблетов, золотых часов, перстней и фальшивых улыбок. Где были все эти благородные и не очень господа, когда такие как Стеценко, Вишневецкий, Фишер и Лемешев спасали Империю?..

— Милый, потерпи немного, осталось чуть-чуть, — Лиза сжала мою ладонь. — Держи себя в руках, прямо по курсу — Ганцевичи.

Она рассказывала мне про Ганцевичей еще раньше. Семья сделала деньги на сдаче в аренду родовых земель и передаче концессий на добычу полезных ископаемых на своей территрии протекторатским промышленным компаниям. Их отпрыск — Владислав, по наущению маменьки, которая и была настоящей главой рода, дважды сватался к Лизе — в выпускном классе и потом, когда мы уже вернулись из Наталя. Ему было что-то около двадцати пяти лет, и на его красивом смуглом лице, кажется, лежала печать порока. Да, это довольно пафосно звучит — но если вы видели человека, который с юных лет предается пьянству, разврату и употребляет наркотики — то вы поймете, о чем я.

Эту печать не мог скрыть великолепный фрак, изящная прическа и несколько чашек кофе, которые он совершено точно выпил перед приемом. И при этом он был опасен, как ядовитая змея или скорпион, это проскальзывало в пластике движениц, позе, взглядах.

— Госпожа Ганцевич, позвольте представить вам моего жениха…

Матрона с лицом восточной султанши милостиво кивнула и протянула мне пухлую руку, пальцы которой были унизаны перстнями, для поцелуя. Ну и хорошо — вместо того, чтобы касаться губами ее дряблой кожи, я поцеловал один из самоцветов.

— Из поручиков — в полковники? — проговорила она. — У вас неплохая протекция при дворе…

Я молча склонил голову. Владислав скалился, его друзья — такие же праздные повесы, оценивающе на нас глядели. Один из них — пижон с тараканьими усиками и гаденькой улыбкой показался мне знакомым. Где-то я видел уже это набриолиненый пробор! В его глазах тоже промелькнуло узнавание, но где мы могли встречаться — это пока оставалось тайной.

— Пойдем, родители уже заждались, — Лиза прекратила эту неловкую паузу, сделала книксен и потянула меня за собой.

Когда мы отошли на значительное расстояние, она сказала: