— Вот как? Тем больше оснований не выпускать его; лишний год практики отнюдь не повредит, а только принесет пользу и ему и всем тем, кто попадет к нему в руки. Больше практики — врач опытней. Конечно, он должен остаться в тюрьме! А эти флибустьеришки, эти любители реформ еще смеют говорить, будто мы не заботимся о стране! — усмехнувшись, заключил генерал.
Поняв свой промах, важный сановник все же не оставил мысли помочь Басилио.
— Насколько мне помнится, за этим юношей нет никакой вины, — заметил он.
— Этот медик слишком увлекался книжками, — вставил секретарь.
— Да, я слышал, у него нашли медицинские труды, брошюры, изданные в Испании… Но в них даже страницы не разрезаны… Какое тут преступление? К тому же он не был на пирушке в панситерии и вообще ни во что не вмешивался… Повторяю, за ним нет вины…
— Тем лучше! — воскликнул его превосходительство. — Значит, наказание будет вдвойне действенным и благотворным, нагонит больше страху В том-то и секрет правления, сударь мой! Нередко приходится жертвовать благом одного человека ради блага многих… Но я делаю больше: я не жертвую благом одного человека, а, делая ему добро, делаю добро всем, спасаю поколебленный авторитет властей, укрепляю и поддерживаю престиж. Так я исправляю промахи и здешних и наезжающих чиновников.
Важный сановник с трудом сдержал себя и, пропустив намек мимо ушей, испробовал другой путь.
— Но, ваше превосходительство, неужели вы не боитесь… ответственности?
— Чего мне бояться? — резко перебил генерал. — Разве не в моих руках вся полнота власти? Разве я не имею права делать все, что захочу, ради сохранения порядка на этих островах? Чего мне бояться? Не станет же какой-то слуга жаловаться в суд и требовать меня к ответу! Вздор! Даже будь он богач, ему надо прежде всего обратиться в министерство, а министр…
Он махнул рукой и засмеялся:
— Министр, который меня назначал, уже давным-давно не министр и почтет за честь поклониться мне, когда я вернусь! Что до нынешнего министра, о нем я лучше умолчу… во всяком случае, и он скоро слетит… А его преемнику будет столько хлопот с новой должностью, что такими пустяками он заниматься не станет. Я, сударь мой, отчитываюсь только перед своей совестью, поступаю так, как мне велит совесть, а совесть моя спокойна, и на то, что скажет сеньор А. или сеньор Б., мне наплевать. Моя совесть спокойна, слышите, спокойна!
— О да, мой генерал, но страна…
— Те, те, те! Страна! А какое мне дело до страны? Разве перед ней брал я на себя обязательства? От нее получил свою должность? Разве она меня избрала?
Наступило краткое молчание. Важный сановник опустил голову. Затем, словно решившись, поднял ее, взглянул на генерала в упор и, бледнея и дрожа от сдерживаемого негодования, произнес:
— Это не довод, мой генерал, не довод! Да, вас назначал не филиппинский народ, а Испания, но именно поэтому вам надлежит относиться к филиппинцам с уважением, дабы они ни в чем не могли упрекнуть Испанию! Именно поэтому, мой генерал! Прибыв сюда, вы дали обещание блюсти справедливость, печься о благе народа…
— А разве я этого не делаю? — все больше раздражаясь, спросил губернатор. — Разве я не сказал вам, что забочусь о благе одного так же, как о благе всех? Вы что, поучать меня вздумали? Если вам непонятны мои действия, я ли в том виноват? Быть может, я заставляю вас разделить мою ответственность?