Флибустьеры (с илл.)

— Опиум — одна из язв нашего времени, — наставительно заметил капитан Басилио с пафосом римского сенатора. — Его знали и древние, но они им не злоупотребляли. Пока у нас были в почете классические науки, — заметьте это, юноши, — опиум применялся только как лекарство, не так ли? Ну скажите на милость, кто больше всех курит опиум? Китайцы! Китайцы, которые словечка не знают по-латыни! Ах, если бы капитан Тьяго посвятил себя изучению Цицерона!..

На его гладко выбритом лице эпикурейца изобразилось самое классическое негодование. Исагани внимательно смотрел на него: этот господин явно тосковал по античным временам.

— Но вернемся к вашей Академии испанского языка, — продолжал капитан Басилио. — Уверяю вас, ничего из этого не выйдет…

— Что вы, сударь, мы со дня на день ждем разрешения, — возразил Исагани. — Отец Ирене, которого вы, наверно, видели наверху, получил от нас в подарок пару гнедых лошадок и пообещал уладить дело. Он должен поговорить с генералом.

— Напрасный труд! Ведь отец Сибила против!

— Пусть против! Для того-то он и едет в Лос-Баньос к генералу, уж там без боя не обойдется.

И студент Басилио выразительно стукнул одним кулаком о другой.

— Все понятно! — рассмеялся капитан Басилио. — Но если вам и дадут разрешение, откуда вы возьмете средства?..

— Они у нас есть, сударь. Каждый студент вносит один реал.

— Ну, а где вы найдете преподавателей?

— Они тоже есть — частью филиппинцы, частью испанцы.

— А помещение?

— Макараиг, богач Макараиг дает нам один из своих домов.

Капитану Басилио пришлось сдаться — эти юноши предусмотрели все.

— А вообще-то, — снисходительно сказал он, — идея вовсе недурна, да-с, недурна. Раз уж латынь теперь не в чести, пусть хотя бы изучат испанский. Вот вам, тезка, доказательство того, что мы идем вспять. В мои времена основательно учили латынь, так как книги у нас были латинские; вы тоже немного занимались ею, но книги у вас уже не латинские, а испанские. И этот дивный язык мало кто знает. «Aetas parentum pejor avis tulit nos nequiores!»[24] — сказал Гораций.

Молвив это, капитан Басилио удалился, величавостью напоминая римского императора. Юноши улыбнулись.

— Ох, уж эти мне старики! — шутливо вздохнул Исагани. — Всюду им мерещатся препятствия. Что ни предложи, во всем видят одни изъяны, а достоинств не замечают. Никак им не угодишь!

— Зато с твоим дядей он отводит душу, — заметил Басилио, — оба так любят толковать о былых временах… Кстати, что сказал дядя насчет Паулиты?

Исагани покраснел.

— Прочел мне целую проповедь о том, как надо выбирать невесту… А я ему ответил, что в Маниле нет второй такой, как Паулита, — красавица, образованна, сирота…

— Богата, изящна, остроумна, один только недостаток — тетка у нее сумасбродная, — со смехом прибавил Басилио.

Исагани тоже рассмеялся.

— А знаешь ли ты, что эта самая тетушка поручила мне разыскать ее супруга?

— Донья Викторина? И ты, конечно, обещал это сделать, чтобы она приберегла тебе невесту?

— Разумеется! Да штука-то в том, что супруг ее прячется… в доме моего дяди!

Оба расхохотались.

— Потому-то мой дядюшка, — продолжал Исагани, — человек прямодушный, не захотел пройти в каюту. Он боится, как бы донья Викторина не стала спрашивать у него о доне Тибурсио. Видел бы ты, какую мину состроила донья Викторина, узнав, что я еду на нижней палубе. Такое презрение было у нее во взгляде…

В эту минуту на палубу спустился Симоун.

— А, мое почтение, дон Басилио, — сказал он покровительственно. — Едем на каникулы? А этот юноша — ваш земляк?

Басилио представил Исагани и объяснил, что живут они по соседству. Исагани был из деревни, находившейся на противоположном берегу залива.

Симоун так пристально рассматривал Исагани, что тот с досадой повернулся и вызывающе глянул ему в лицо.

— А что представляет собой ваша провинция? — спросил Симоун у Басилио.

— Как, вы ее не знаете?

— Откуда мне, черт возьми, знать ее, если я ни разу в ней не бывал? Мне говорили, народ там бедный и драгоценностей не покупает.

— Мы не покупаем драгоценностей, потому что в них не нуждаемся, — отрезал Исагани, в ком заговорила гордость за свой край.

На бледных губах Симоуна мелькнула усмешка.

— Не сердитесь, юноша, я не хотел сказать ничего обидного. Просто я слышал, что почти все приходы этой провинции отданы священникам-индейцам[25], и я сказал себе: монахи всех орденов мечтают получить приход, а францисканцы, так те не брезгуют даже самыми бедными, и если монахи уступают приходы священникам из местных, значит, там и в глаза не видывали королевского профиля[26]. Полноте, господа, пойдемте лучше, выпьем по кружке пива за процветание вашей провинции.

Юноши, поблагодарив, сказали, что пива не пьют.

— И напрасно, — с явной досадой заметил Симоун. — Пиво — штука полезная, нынче утром отец Каморра при мне заявил, что жители этих краев вялы и апатичны оттого, что слишком много пьют воды.

Исагани, который ростом был лишь чуть ниже ювелира, распрямил плечи.