Флибустьерское море

К девяти часам в толпе наметилось движение, понеслись крики: «Вот он!» Прибывший затерялся в скопище людей, но мы не станем интриговать читателя, а скажем, что это был генерал Джэксон, дело которого должен был рассматривать окружной суд.

Обвинения, выдвинутые против него судьей Холлом, были следующими: генерал после завершения кампании несколько недель не выпускал французов из Нового Орлеана, тем самым причинив им моральный и материальный ущерб; генерал оскорбил правосудие в лице судьи Холла, приказав арестовать его; генерал спровоцировал дипломатический инцидент, арестовав французского консула.

Немало событий произошло после славного дня победы 8 января. Была всеобщая радость, возросшая еще пуще после того, как английские суда принесли весть о мире. Волонтеры, естественно, с нетерпением ожидали демобилизации.

– Ни под каким видом! – ответил Джэксон. – Слухи могут оказаться уловкой врага. Я буду ждать официального объявления о мире президентом Соединенных Штатов.

Сотни исторических примеров доказывают, сколь опасно для властей тянуть с демобилизацией. Напомним, что значительная часть добровольцев были французы, не принявшие американского гражданства и плохо переносившие установленную Джэксоном железную дисциплину. Они не желали шагать по струнке в мирное время. Семьи волонтеров осаждали французского консула. Тот отправился к Джэксону. Ответ генерала гласил: никаких бесед с иностранными консулами! Ах, он настаивает? Арестовать его. Губернатор Клэрборн отказался вмешаться:

– Мы не получили официального объявления о мире, поэтому генерал осуществляет в штате верховную власть.

Джэксон поставил при выезде из города заставы и велел не выпускать волонтеров из Нового Орлеана. Поскольку протесты не утихали, генерал распорядился арестовать одного из тех, кто возмущался громче других. Им оказался судья Холл. А через три дня после этого события ударила пушка, возвещая о мире; на рассвете в город прибыл правительственный курьер с известием, что президент Мэдисон подписал мирное соглашение.

Все приказы Джэксона отменялись. Консула выпустили, судья вернулся к своим обязанностям и сразу же возбудил дело против генерала.

Толпа, собравшаяся у здания суда, не была единодушна. Конечно, гонения на французов и арест их консула вызвали раздражение. С другой стороны, Джэксон был героем недавней битвы, спасителем отечества, и эти патриотические чувства разделяли все жители Нового Орлеана, в том числе и те, что говорили по-французски. Тащить в суд боевого генерала – какой позор!

Среди собравшихся 31 марта у здания суда были капитан Доминго, Белюш и множество других баратарийцев. Они громко приветствовали своего недавнего командира. Еще бы! Он публично назвал их в своем приказе джентльменами, а что может быть дороже такого признания для пирата, вечного изгоя общества.

Едва Джэксон занял свое место на скамье подсудимых, где до него перебывали сотни преступников, как зал взорвался такими аплодисментами, что, казалось, рухнут стены и кровля. Генерал поднял руку, требуя тишины.

Впрочем, ему не понадобилось произносить защитительную речь.

Судья Холл сказал, что забыть заслуги генерала перед страной нельзя и посему, несмотря на оскорбление, нанесенное правосудию, речь не может идти о суровом наказании. Он приговорил генерала к штрафу в тысячу долларов.

Приговор показался присутствующим справедливым. Он возмещал арестованным ущерб и не умалял достоинства героя. Джэксон вытащил из кармана чековую книжку.

По выходе из зала суда ему понадобилось добрых полчаса, чтобы добраться до пролетки. Лошади были выпряжены, постромки держали люди. Кто именно? Баратарийцы – капитан Доминго и его артиллеристы с третьей батареи. Триумфальная колесница проехала по улице Людовика Святого, потом по Шартрской – прямо к кафе «Масперо». Джэксона на руках внесли в зал и здесь потребовали сказать речь.

– Мы все обязаны соблюдать законы! – выкрикнул генерал. – Даже если они кажутся нам несправедливыми. Призываю вас, храбрецы, следовать моему примеру и всегда склонять голову перед Законом!

Баратарийцы хлопали как безумные, вопя во всю глотку: «Да здравствует генерал Джэксон!» Они тут же начали сбор пожертвований для уплаты тысячедолларового штрафа за своего кумира.

Жан и Пьер Лафиты не были в тот день среди баратарийцев ни у здания суда, ни в кафе при чествовании героя. Они вообще стали редко появляться в «Масперо» и в «Кафе беженцев», которое в свое время ввели в моду. Их почти не видели в городе.

Нет, они не прятались. После того как угроза английского вторжения миновала, они разгуливали как свободные граждане. Жан Лафит носил в бумажнике копию документа, официально реабилитировавшего баратарийскую братию.

В середине марта фельдъегерь доставил из Вашингтона огромную бумагу, под которой стояли подписи президента Соединенных Штатов Джеймса Мэдисона и государственного секретаря.