Флетч и Мокси

– Мастерство, способности, – продолжил Муни. – Барримор <Барримор, Джон (1882Д1942), крупнейший трагик Америки 1-й четверти 20-го века.> однажды сказал, что предпочел бы прямые ноги умению играть. Разумеется, у Барримора и так были прямые ноги, – Муни подождал, пока стихнет смех. – Актер должен учиться двигаться. Вы, наверное, знаете, что люди в тогах и джинсах ходят по-разному. Или в средневековых рейтузах. Или в деловом костюме, при галстуке. Актер должен всему этому учиться. Даже если актер терпеть не может этой гадости... – Муни с пренебрежением указал на сигарету в руках женщины, – ...он должен уметь обращаться с сигаретой лучше всякого наркомана. Сигарету, кстати, курят совсем не так, как сигару. Редко кому из актеров свойственна агрессивность. Я не слышал о драматических студиях, при которых есть тир. Однако, если актер берет в руки ружье и пистолет, он должен научиться держать его так, словно оружие – продолжение его руки. Чтобы у зрителей возникли нужные ассоциации: да, он знает, для чего нужен пистолет, и не замедлит воспользоваться им, если возникнет такая необходимость. Моя подготовка состояла не только в заучивании текстов Шекспира. Нет, я учился владеть мечом и сражаться им так, будто на карту ставилась моя жизнь. Учили меня и верховой езде. Джон Уэйн <Известный американский киноактер.> как-то сказал, что нет разницы, по какой методике учиться, а вот останавливать лошадь на всем скаку надо уметь. Разумеется, Джон Уэйн мог остановить лошадь, – вновь слушатели рассмеялись. Оглядывая их, Муни заметил Флетча. Вроде бы и узнал, но продолжил лекцию. – Возможно, вам и не покажется это важным, вы только смотрите на экран и думаете, что можете судить об игре актера, не имея ни малейшего понятия, сколько он пролил пота, чтобы развлечь вас. Но актер должен научиться скакать на лошади и ездить на мотоцикле, пользоваться веревкой и лассо, пить из винного бурдюка, открывать бутылку шампанского, держать в руке скрипку и бить в челюсть с правой и с левой... в совершенстве.

Муни замолчал. Прошелся взглядом по гладкой поверхности стола, словно фермер, ищущий первые всходы. Не обнаружил их и погрустнел.

Поняв, что лекция закончена, слушатели начали задавать вопросы:

– Мистер Муни, вам нравилось играть с Элизабет Тейлор?

– Какую из своих ролей вы считаете самой лучшей?

– Правда ли, что вы принимали героин, когда играли пианиста в «Клавиатуре»?

Муни положил руки на стол, уронил на них голову.

– Не было этого. Не было. Все ложь.

Флетч протясяулся сквозь толпу.

– В какой картине мы вас теперь увидим?

– Все ложь.

– Вы думаете, что сможете скакать на лошади в теперешнем вашем состоянии?

Флетч подхватил дорожную сумку Муни. Тот поднял голову. Долго смотрел на Флетча.

– А, мистер Патереон.

– Пришел, чтобы помочь вам нести сумку.

– Как мило с вашей стороны, – он указал на бутылку, затем палец его описал широкую дугу, нацелившись на сумку. – Бутылку положите в сумку.

Флетч заткнул бутылку пробкой, положил бутылку в сумку.

– Вы заболели малярией, когда снимались в «Королеве джунглей»?

– Да, – поднимаясь, ответил Муни. – И я до сих пор не вылечился.

– У вас бывают приступы? Вы беспричинно потеете?

Пошатываясь, Муни двинулся к выходу. Флетч последовал за ним. В этот момент он ничем не напоминал великого актера, владеющего всеми тайнами мастерства.

Люди раздавались в стороны, пропуская его. Некоторые, протягивали руки, чтобы коснуться его рукава, плеча.

– Я хочу пожелать спокойной ночи собаке, – Муни остановился, повернулся к Флетчу.

– Собаке?

– Черной собаке.

Уже в баре Муни вновь застыл на месте.

– Я все-таки хочу попрощаться с собакой.

– Я не вижу тут собаки, мистер Муни.

– Большая черная собака. Зовут ее Император.

Флетч огляделся.

– Нет здесь никакой собаки.

– Она по другую сторону стойки.

– А может, пойдемте к двери? Так быстрее.

– Хорошо, – Муни ослепительно улыбнулся. – Я читал эту лекцию тысячу раз. Знаю ее наизусть, как и роль Ричарда Третьего. Разумеется, все это ерунда.

Выйдя на улицу, Муни обернулся, долго смотрел на бар.

– Чистое, хорошо освещенное место.

ГЛАВА 24

Зазвонил телефон, и Флетч, еще окончательно не проснувшись, спрыгнул с кровати и пересек комнату.

– Слушаю.

– Флетч? – Марти Саттерли уже мог выдавать информацию.

– Доброе утро, Марти, – Флетч сел на стул у телефонного столика. – Который нынче час в Нью-Йорке? За окном только забрезжил рассвет.

– Четверть шестого утра.

– Здесь, должно быть, столько же, – Мокси не лежала в его постели. Она решила провести ночь в гамаке на балконе. – Что-нибудь выяснили?

– Не так много, как могли, если бы нам не помешали. Час тому назад в контору Питермана заявилась полиция и потребовала все бухгалтерские книги со счетами мисс Муни. Нас же вежливо, но твердо попросили удалиться.

– Какие шустрики. Ты показал им разрешение Мокси?

– Разумеется. Я же не хотел, чтобы меня приняли за взломщика. Но их бумагу подписала более высокая инстанция.

– То есть их клочок бумаги побил твой?

– Их бумагу подписал судья. Мою – кинозвезда.

– Ты хочешь сказать мне, что все в порядке, и Мокси лишь приснился плохой сон?