флэшбэк - flashback

— Ты хочешь спросить, почему я тебе все это рассказываю, да еще и книжку задарма выпросил? Ты тоже не так прост, если тебя к начальнику «ЮниКода» доставили. И сегодня, смотрю, снова туда ходил. Это просто так не бывает. Я же знаю, чем эти ребята там занимаются, мне все необходимо знать, что на моей земле происходит. Хорошее дело, кстати, нужное. Я бы и сам не отказался, но нельзя мне, да и не смогу — я к своему месту прикован, к своему миру. Вот и живу с тех пор здесь. Уходить с места своего не могу, не положено, запрет. Сначала я при кабаке том поселился, а как хозяин помер, то стал я вместо него, на чем и крест целовал. А место мое постепенно сжалось, как город тут строить начали. А когда канал выкопали, то и другие хранители потеснили. Но ничего — с соседями я всегда ладил, да и какие у нас с ними могут быть трудности? А я завсегда при своем деле — сейчас-то дома-то, вон какие! Новый вот еще построили, — он показал на банк, из которого Алекс не так давно вышел. — А я то дворником выгляжу, то охранником, то сторожем, то вообще никак не выгляжу. Квартира у меня здесь служебная — всегда кров над головой, и всегда я при службе. Без меня тут все в запустение придет, как все время случается у плохих хранителей. Видел же такие места? Как ступишь туда — так сразу мерзко, противно, тошно делается. Поэтому я тебе вот что посоветую, — продолжал хранитель, — если попадешь в хорошее место, а у тебя там какие-то серьезные проблемы или трудности возникнут, то сразу к местному хранителю адресуйся. Или к хранительнице, смотря кто там хозяйствует. Если правильно обратишься, то всегда поможет. А как обращаться — я тебя сейчас научу. Должен же я чем-то заплатить за Стивена Кинга…

И научил!

8. Пол Жданов

Как-то давно был период, когда я, вместе со своим тогдашним другом — психиатром Стивом Дэвидсоном, тренировался в технике нейролингвистического программирования чужого сознания. Просто так, чтобы испытать себя, ну, и для дела естественно. Надавив на нужные точки разума можно заставить всякого человека лить слезы, смеяться, уйти в депрессию; а в надлежащее мгновение принудить кричать от восторга, ненавидеть что угодно, а потом признать то, что он всю свою жизнь активно отрицал. И, что меня особенно тогда поразило, можно заставить выполнять любую чужую волю. Таким образом, я тогда подготовил ряд личных агентов, которые контактировали только со мной и ни с кем другим. Плата поступала сообразно отчетам — в зависимости от их объема, информативности и полезности.

Своих протеже я распихал в самые разные структуры в зависимости от занятий и профессий, но всегда туда, где проходят мощные информационные потоки. Техника — техникой, но старыми добрыми приемами, известными с глубокой древности, пренебрегать тоже не стоило.

Часть агентов постепенно куда-то пропала — кто погиб, кто умер по «естественным» причинам, а кто превратился в «овощи» и пополнил контингент психиатрических отделений для хроников. Но несколько человек осталось, что называется «в строю». Их я тщательно охранял и опекал, причем все они понятия не имели на кого работают — знали только, что на кого-то важного и влиятельного, а щедрая оплата их занятий спасала меня от излишней любознательности с их стороны.

На следующий день я развил бурную деятельность. В полиции ни друзей, ни хороших знакомых у меня уже не осталось, были только плохие знакомые. Всех хороших под разными предлогами уволили, или они ушли сами, а кое-кого вынесли «ногами вперед». Ну, так уж получилось — совпало так, что все мои друзья в ту пору были умными и порядочными людьми. Но один патрульный до сих пор мне был сильно благодарен за то, что я вытащил его из мутной и безобразной истории, в которую он попал по собственной глупости. Меня лично он не знал, имени моего никогда не слыхал, но понимал, что есть некто, кому он обязан всем, и периодически я мог получать от него ту информацию, что не проходила по каналам связи. Сплетни, байки и слухи, но временами — закрытые данные. Очень часто даже простой треп содержал бесценные зерна истины, что при всей нашей мощи никак не получалось добыть обычными путями. Однако этим информационным каналом я не злоупотреблял — берег его.

Подготовить сообщение для «Гаспара», как я шифровал своего человека в полиции, нужно было так, чтобы никто посторонний ничего бы не понял. «Гаспар» славился своими внебрачными детьми и никогда не принадлежал к обществу трезвенников. Кроме того, он был страшный обормот и мог по безалаберности оставить мою записку где угодно.

«Слушай, ты! Когда мне долги вернешь? Меня интересуют алименты за ТРИ последних месяца, а чека от тебя что-то не видно. Напоминаю, если ты забыл.

Паула.»

«Паулой» был я. Получив это сообщение, «Гаспар» поймет, что к чему, соберет все необычное, что слышал за последние три месяца и переправит мне. Или сообщит, кто ведет наиболее интересные дела. Это уж он сумеет сделать.