Работа предполагалась рутинная и Фели утешало лишь то, что ей, как любому агенту Института, был положен на задание настоящий пистолет Макарова. Сейчас он висел в поясной кобуре под полой старенького пальто, придавая непривычную значимость происходящему.
На чердаке было много картин, столько она еще никогда не видела. Старые, уже высохшие картины были вполне нормальными, изображали мосты, город и виды залива, но новые холсты, пахнущие свежей масляной краской, создавали ощущение быстро накатывающегося безумия. Серые тени на почти таких же серых стенах, ветви деревьев, сплетенные в жутком экстазе, капающая через закрытую дверь кровь. Одно и то же лицо в отражении стекол. Фели не могла его не узнать – бледное сухое лицо профессора Штамма похотливо пялилось на нее с полотен, так же как тем прошедшим летом в лаборатории. Наконец-то она поняла
Фели постояла возле него, сдерживая вдруг сбившееся дыхание, нащупала в кармане длинный, похожий на стилет ключ, сжала его вспотевшей рукой и несколькими решительными рывками сорвала холстину. Ничего не случилось – профессор Штамм не показался в помутневшем от времени зеркале. Хотя Фели была готова к этому. Она с облегчением вздохнула и, чтобы окончательно добить остатки страха, со злостью шепнула, обращаясь к зеркалу:
– Ну посмотри мне в глаза. Ты ведь здесь был, да? Я найду тебя по следам, тварь! Теперь у меня все есть для этого. Я ведь знаю теперь твое лицо!
Зеркало холодно молчало.
Она попробовала поискать что-нибудь похожее на дневники – самые важные для нее улики, но не нашла. Торопливой рукой сделала наброски «жилища», и поспешила покинуть страшноватое место.
Уже в подъезде возникло ощущение чужого присутствия, пробежало по спине волной холода и почти сразу отразилось в оконном стекле. Лесик говорил, что подобное ощущение вызывается у людей близким присутствием значительной псевдомассы. Бесплотной тварью, попросту говоря. Эдакий инстинктивный, вшитый в подсознание страх.
Фели прижалась спиной к стене, понимая, как это глупо, когда речь идет о бесплотном противнике, вынула ПМ и повернув предохранитель, передернула затвор. Затем сняла с пояса и укрепила на спусковой скобе лептонный преобразователь – массивную стальную штангу с толстой трубкой, примыкающей к срезу ствола. При выстреле он превращал пулю в соответствующий кусок плотной псевдомассы, в клочья рвущей любые лептонные объекты, начиная от человеческой ауры и заканчивая природными духами.
Без эфирного детектора она понятия не имела, куда стрелять, но решила довериться ощущениям, как когда-то учил Сергей. Потоки адреналина в крови мешали сосредоточиться, рука с пистолетом дрожала. Фели потихоньку, боком, ступенька за ступенькой, начала спускаться по лестнице. И тут же вспомнила про подарок Лесика.
Свободная рука дернулась к сумочке и зеркальце вяло блеснуло, отразив стены подъезда. В него действительно было видно не много, только самые плотные нематериальные структуры – вялый разборщик под потолком, ждущий очередной ругани между соседями, и оголодавшая за осень родовая кошатница, спиралью свернувшаяся в углу.
Ничего опасного. Фели зло стиснула губы.
– Ушел, гад… – шепнула она. – Играешь со мной?
Она посмотрела в отражение окна, уже не чувствуя взгляда.
– Ты ведь меня не бросишь… – вкрадчиво шепнула она. – Тебе ведь от меня что-то нужно. Да?
Стекло не ответило. Фели спрятала пистолет и быстро спустилась к выходу из подъезда.
Девушка облегченно вздохнула, когда толкнула тяжелую дверь на улицу, но невнятное ощущение тревоги все равно оставалось. Быстро темнело. Она торопливо прошла вдоль Седьмой линии, не выпуская из рук зеркальце и напряженно чувствуя пистолет на ремне.
Но все прошло без каких-либо приключений и вернувшись на базу, Фели написала очень подробный отчет с приложением схемы чердака. Отдельно упомянула закрытое мешковиной зеркало и духов, нарисованных явно с натуры.
Про инцидент в подъезде писать не стала – это была ее собственная война.
Навестила по старой памяти лабораторию на восьмой линии, но дверь с надписью «Ленинградское монтажное управление. Специализированное.» была закрыта на замок.