Флавиан. Жизнь продолжается

(Чадо! Что знаешь ты о сладости авторского тщеславия, подогреваемого запахом свежей типографской краски, исходящим от газетных листов, на которых в конце пусть даже и не очень большого очерка житийного содержания скромно значится: «Автор и составитель Алексей Миронов»?)

— Там, Стёпа, папино литературное произведение напечатано.

В голосе Ирины явственно звучало весёлое лукавство.

— Папа эти газеты друзьям будет дарить с автографом, а если друзей на все газеты не хватит, можно будет оставшимися газетами стены оклеить в папином «офисе», папа будет смотреть на них и вдохновляться на новые гениальные шедевры.

Я снисходительно взглянул на Ирину.

— Видишь ли, Степан! В нашем несовершенном мире люди, одарённые литературным талантом, как, впрочем, и другими талантами, всегда сталкиваются со стеной непонимания, недооценкой их заслуг, а порой даже гонениями со стороны серой и творчески неразвитой массы обывателей…

— Я понял, папа! А на чердаке тоже клеить будем?

О! Музы!!!

Писательским трудом меня подвигла заняться Виктория Самуиловна, давнее чадо и помощница по связям с администрацией отца Флавиана. Огненно-рыжая, с редкими сединками в свои шестьдесят с чем-то лет, поджарая и длинная, словно борзая, с широко открытыми ясными голубыми, слегка навыкате, глазами и абсолютно не воспринимающая слово «нет», произносимое чиновником любого ранга, когда дело касается церковных вопросов.

Кажется, какой-то из ураганов, опустошивших несколько лет назад часть южных штатов Америки и мексиканского побережья, назывался «Виктория». Наша Виктория, по-моему, походя разобралась бы и с остальными штатами тоже.

По крайней мере, сотрудники городских и районных административных и муниципальных учреждений приходили в состояние благоговейного трепета и «памяти смертной», едва заслышав в конце коридора её высокий жизнеутверждающий голос с хорошо слышимыми нотками «нержавеющей стали». Этот голос, очевидно, достался ей в наследство от деда, печально отметившегося в этих краях в двадцатые годы несгибаемого чекиста, расстрелянного в тридцатые такими же несгибаемыми энкэвэдэшниками.

Даже местный Т-ской владыка, архиепископ М-й, как мне кажется, её слегка побаивался (хотя с точки зрения почтения к священноначалию и церковного послушания Виктория Самуиловна была безупречна — в чём очевидна несомненная заслуга отца Флавиана).

Кстати, для тех, кто не знает, «виктория» переводится с латыни как «победа». Поэтому между собой мы иногда называли нашу «термоядерную» Викторию — Победа Самуиловна.

Её «кредо» звучало так: «Мой дед Иосиф боролся с Богом, расстреливал священников и разрушал храмы. За это он получил пулю в голову в тридцать седьмом году. Мой отец Самуил тоже боролся с Богом и писал лживые атеистические книжки. За это он пропал в колымских лагерях в сорок седьмом году. Я тоже первую половину жизни боролась с Богом и учила студентов «диалектическому материализму» и «научному атеизму». За это я получила обширный инфаркт и пожизненную группу инвалидности в восемьдесят седьмом году. Теперь я не борюсь с Богом. Я борюсь с собственными грехами и стараюсь хоть немного искупить перед Богом то, что натворили за свою жизнь мой дед, мой отец и я сама».

Если говорить об «искуплении», то приведу здесь неполный список известных мне деяний «несгибаемой Виктории».

По её инициативе или при активном непосредственном участии возвращено и открыто: 8 храмов, 1 мужской и 2 женских монастыря, архиерейский дом, богадельня, 3 приходские школы, 4 часовни, комплекс зданий Т-го духовного училища с домовой церковью и молитвенные комнаты в центральной районной больнице и двух воинских частях.

За это время её несколько раз жестоко избивали, поджигали квартиру, дважды пытались зарезать (один раз ножом, другой — отвёрткой) и один раз в неё стреляли (в период, когда она отвоёвывала здание Вонифатьевской церкви, занятое рестораном кавказской кухни).

Пару раз её пытались посадить в психбольницу и один раз завести на неё уголовное дело (в результате чего на скамье подсудимых оказались два чиновника, бизнесмен, налоговый инспектор и младший следователь прокуратуры).

После этого прецедента её «непотопляемость» окуталась в глазах представителей местной власти таким мистическим флёром, что больше никто из власть имущих не смел даже пытаться оказывать на «эту рыжую бестию» какое-либо давление.

Да! Ещё забыл сказать, что её усилиями три часа в день вещало «Радио Т-кой епархии» и на местном кабельном телевидении полчаса утреннего времени было отдано (БЕСПЛАТНО!) под программу «Православный Т-ск».

Добавьте ко всему вышеперечисленному её абсолютное бессребреничество, не просто нестяжательность, а практически полную нищету.

Пожар в её квартире погас сам, потому что в ней, кроме железной кровати, стола с двумя железными (со школьной помойки) стульями на цементном полу и железного же огромного несгораемого шкафа с кипами самой разной документации (на них-то, похоже, и покушались поджигатели), гореть больше было нечему.