Фламенко по-турецки

— Понимаете, редко, но практикуется страховка от того, что основная страхующая фирма найдет предлог страховое вознаграждение не выплачивать. Тогда заключается договор с фирмой-подстраховкой. Вся эта возня идет вокруг недостроенного еще отеля, в строительство которого вложены не только мои деньги, но еще и деньги нескольких акционеров. И по ряду признаков я подозреваю, что этих акционеров осталось двое, причем один из них — явно подставное лицо. Этот самый администратор в кафе. Услуги его, кстати, недурно оплачиваются: в той же посылке полдюжины бриллиантов. А это уже не на шутку попахивает криминалом.

— И что же мне теперь делать? — испугалась я.

Ввязываться в откровенную заграничную уголовку мне хотелось меньше всего. Ну, спасибо, Олег, спасибо, разлюбимый мой. Не познакомься я с Исмаил-беем, отдых бы у меня превзошел все ожидания: арест, тюрьма и все прочие прелести. Договор-то ладно, но вот бриллианты… Контрабанда чистой воды!

— Какие отношения связывают вас с Алексеем? — вместо ответа спросил Исмаил-бей.

— Да нет у нас никаких отношений! — искренне возмутилась я. — Летели вместе в самолете, оба оказались в первом классе. Потом он пригласил меня поужинать. Вот и все, с того времени мы не виделись.

— Он знает про посылку?

Я глубоко задумалась. Ляпнула я ему что-нибудь насчет этой коробки или нет. Что-то такое определенно произносилось про этот предмет. Ах да, я, кажется, при нем обрадовалась, что посылка лежит в сумке. Но мало ли что у меня в сумке может лежать! И вдруг у меня в голове словно что-то щелкнуло, и я вспомнила весь наш разговор в квартире перед ужином:

«— А в квартире без вас никто не побывал?

— Здесь? Сегодня? Н-не думаю. Зачем?

— Вот и я думаю: зачем нужно было вас пугать. Или это просто, как иногда говорят, «проверка на вшивость».

— В каком смысле?

— Ну, не в прямом же. Вдруг у вас совесть нечиста и эта записка заставит вас занервничать и даже уехать.

— Занервничать она меня, конечно, заставила. Но уезжать все равно не хочется. Да и Олег вот-вот приедет.

— Вот-вот, это когда?

— Скоро, — усмехнулась я. — Плюс-минус два дня. Или неделю. Мой друг — человек совершенно непредсказуемый. Например, сам себе посылку на мое имя прислал. Господи, куда же я ее дела? Совсем из головы вон.

— Посылку?

— Да-да, маленькую такую… Куда же я ее засунула? Слава богу, все в порядке, обычный склероз. Если бы потеряла, Олег бы меня просто убил, он такой».

Нет, язык мой — враг мой. Все рассказала сама и даже не под пытками. Исмаил-бей ждал, глядя на меня очень серьезно, и я решилась. В конце концов здесь ни помощи, ни тем более защиты мне ждать ни от кого, кроме него, не приходится, а вляпалась я, судя по всему, по-крупному.

— Да, — сделав глубокий вздох, ринулась я в признание. — Алексей знал и про письмо, и про посылку. Он знал, что посылка у меня в сумке, так что погром в квартире организовал явно не он, пусть и чужими руками. Он все время был у меня на глазах.

— Для такой работы можно было кого-нибудь нанять, дело нехитрое. Но вряд ли можно будет доказать: сам он без вас там не появлялся, лично ничего не делал, только убедился, что посылка находится непосредственно при вас. Но боюсь, с этой версией приходится расстаться: Алексей представляет здесь интересы еще одного нашего акционера, было бы очень сложно разбираться в этом криминальном клубке, да и ему дополнительные сложности вроде бы не нужны. Да и круг возможных фигурантов все-таки сокращается.

— Надеюсь, я в него не вхожу? — не без ехидства осведомилась я.

Исмаил-бей усмехнулся.

— Входили бы, если бы не передали мне и письмо, и посылку. Впрочем, тогда и распутывать было бы нечего, я бы просто ничего не знал… до поры до времени. Но как осмелели, однако! Играть со мной в такие игры довольно опасно. Кстати, письмо вам подсунул ваш сосед по лестничной клетке.

— Что? Этот самый, как его…

— Он знает гораздо больше, чем хочет или может показать. Плюс отпечатки пальцев на письме. Мои люди с ним немного поработали, но добились только того, что выяснили: он прекрасно знает турецкий язык, только почему-то это скрывает.

— Почему такое нежное отношение ко мне? Ему не все равно, что со мной случиться может?