Флагман в изгнании

– Ризницу ввели в соблазн политические соображения, – ровным тоном проговорил Бёрдетт, – и это она, а не брат Маршан выступает против воли Божьей. – Голос землевладельца стал резче и ниже, глаза его загорелись. – Эта иностранка, эта шлюха, развратничающая вне священного брака и отравляющая нас своим безбожием, – уродство в глазах Божьих! Она и те, кто хочет превратить наш мир в копию ее разлагающегося королевства, – слуги зла, а Ризница пытается распространять их нечистоты среди истинных детей Божьих!

– Я не стану с вами спорить о вашей вере, милорд. Не мое это дело. Если вы не согласны с решением Ризницы, ваше древнее право, как землевладельца и как одного из детей Божьих, – оспорить его перед ней. Но если ваши аргументы не совпадают с тем, как Ризница понимает волю Божью, то ее обязанность, как собрания избранных и посвященных в сан руководителей Церкви, состоит в том, чтобы отвергнуть их. – Бёрдетт что-то прорычал, но Альман продолжал тем же бесстрастным голосом. – Ризница сожалеет, что не смогла удовлетворить вашу просьбу, но Старейшины не могут отречься от того, как они сообща понимают волю Божью. Даже ради вас, милорд.

– Понятно. – Взгляд Бёрдетта стал еще жестче и презрительнее, и он внимательно осмотрел Альмана. – Так что, Ризница и Протектор приказывают мне лишить брата Маршана постов, служить на которых его призвал Бог?

– Ризница и Протектор уже лишили брата Маршана постов, которые он занимал, удостоенный доверием Бога и Святой Церкви, – ровным тоном поправил его Альман. – Пока он не преодолеет пропасть между тем, что проповедует он, и тем, что проповедует Церковь, эти посты будет занимать кто-нибудь еще.

– Это пока только ваши слова, – холодно сказал Бёрдетт.

Альман ничего не ответил, и он оскалился:

– Ну хорошо, дьякон, а теперь передайте мои слова. Сообщите Ризнице, что хоть они и в состоянии изгнать истинно Божьего человека с кафедры и публично унизить его за преданность Вере, им не заставить меня присоединиться к их греху. В моих глазах брат Маршан сохраняет все посты, с которых его несправедливо сняли. Я не стану назначать на эти посты другого священника.

Его холодные голубые глаза заблестели, когда на лице дьякона отразилась наконец вспышка гнева. Альман сжал руки за спиной, напоминая себе, что сам он – слуга Божий, а Бёрдетт – землевладелец, и проглотил гневный ответ. Когда он уверился в том, что контролирует себя, он ответил самым спокойным тоном, каким только смог:

– Милорд, каковы бы ни были ваши разногласия с Ризницей, у вас тоже есть ответственность. Ошибается Ризница или нет, вы как правитель и помазанник Божий не имеете права оставить церковный пост незанятым, а людей без пастыря.

– Это сделала Ризница, дьякон, убрав с этой должности человека, выбранного мной и Богом. У меня, как и У Ризницы, есть долг – поступать так, как, по моему мнению, диктует воля Божья. Вы сами сказали, я землевладелец, а значит, представляю Божьи интересы не меньше, чем Ризница. Отрицать волю Божью – грех для кого угодно, но особенно для того, кто носит ключ. Я отказываюсь это делать. Если Церковь хочет, чтобы эти посты были заняты, пусть Ризница вернет на них человека, которому они предназначены Богом. Пока Ризница этого не сделает, я никогда не назначу на них человека, отвратительного Богу! Лучше пусть у моих людей не будет священника, чем фальшивый священник.

– Если вы отказываетесь назначить кого-нибудь еще на кафедру собора Бёрдетт, милорд, тогда Церковь сделает собственный выбор, – сказал Альман твердо.

Бёрдетт в ярости вскочил на ноги.

– Так сделайте это! – крикнул он. Он уперся кулаками в стол, наклоняясь к дьякону. – Скажите им, чтобы они так и сделали! – прошипел он тоном, показавшимся еще страшнее из-за внезапной холодности. – Но они не могут заставить меня посещать службы, дьякон, или принять в качестве капеллана человека, которого выбрал не я! Мы еще посмотрим, как поступят граждане Грейсона, сохранившие верность Господу, когда землевладелец плюнет на какого-нибудь трусливого слабака, которого Ризница навяжет нам.

– Осторожнее, землевладелец. – Страсти в голосе Альмана поубавилось, но тон не стал менее ледяным. – Бог не отвергает никого, кто ищет его с открытым сердцем. Единственный путь в ад открывается тогда, когда человек по собственной воле отгораживается от Бога, но такой путь существует, и боюсь, что вы на него встаете.

– Убирайтесь, – процедил Бёрдетт. – Идите к своим хозяевам-лизоблюдам. Скажите им, пусть увиваются за иностранной шлюхой и извращают установленные Богом порядки, но я отказываюсь. Пусть оскверняют собственные души, если хотят, но меня они по этому проклятому пути не уведут!

– Ну что ж, милорд. – Альман поклонился с холодным достоинством. – Я буду за вас молиться, – добавил он и вышел, провожаемый яростным взглядом Бёрдетта.

Глава 13