Озабоченный всем этим, Оцука встретился с Митико, но даже во время свидания с ней время от времени невольно хмурился. В эти мгновения он даже терял нить разговора, а взгляд его устремлялся куда-то в одну точку.
Умная и наблюдательная Митико не могла не заметить этого.
— Сэнсэй, — она пытливо посмотрела на Оцуку своими черными глазами, — вас что-то беспокоит?
— Почему? — спросил Оцука, улыбнувшись ей в ответ.
— Временами у вас такое озабоченное лицо.
— Что поделаешь, — ответил адвокат, — это потому, что работы много.
Конечно, Митико не знала, что косвенно причастна к этой мрачной истории.
— Ты же сама — женщина деловая. Разве у тебя не бывает хлопот?
— Ну, как сказать…
Митико беззвучно рассмеялась, продемонстрировав белоснежные зубы. Она была такая высокая и стройная, что даже кимоно не скрадывало ее фигуру, и казалось, будто Митико облачена в изысканное европейское платье.
Глядя на нее, Оцука невольно вспомнил обстановку ресторана на Гиндзе, который содержала Митико. Этот ресторан был известен блюдами французской кухни. Убранство в нем было роскошное, цены — высокие. Основал заведение бывший муж Митико, но модным оно стало с тех пор, как принадлежит ей. Оказалось, что у Митико есть особый дар вести дела.
Киндзо Оцука познакомился с Митико, когда она решила развестись с мужем и пришла получить юридическую консультацию. Воспользовавшись тем, что дела в заведении идут хорошо, муж пустился во все тяжкие, а Митико не могла с этим примириться.
В то время муж Митико как раз принимался за большое новое дело, так что в конце концов ресторан европейской кухни на Гиндзе за денежную компенсацию перешел к Митико, как она того и требовала. Кстати, в то время заведение было вполовину меньше, чем теперь. Муж предлагал Митико семь миллионов иен отступного, но она отказалась и упорно требовала именно ресторан. Тогда-то Митико и обратилась к Оцуке. Он уладил распрю в ее пользу.
С тех пор их сеязь тянется уже два года, и, видимо, продлится и в дальнейшем. Заведение Митико процветало, дело шло уже проторенной дорогой и как бы даже не требовало ее участия. Со
всем управлялся администратор, которого она переманила из ресторана первоклассной гостиницы, и три десятка расторопных служащих.
Короче говоря, ничто не мешало Митико, когда ей того хотелось, отправиться на денек-другой в Кавану или на Хаконэ поиграть в гольф или же провести вечер с Оцукой в ночном клубе.
Когда Оцука спросил: «А что, разве у тебя не бывает хлопот в ресторане?» — он имел в виду, что, хотя дело у Митико было поставлено хорошо, иногда все-таки приходилось подсуетиться. Но вообще-то Оцука бросил эту реплику, чтобы скрыть от возлюбленной свое мрачное настроение.
В конце концов Оцука все же обнаружил одно противоречие в деле Янагиды. Не все в этом основательном сооружении было сцементировано как следует. Но для того чтобы установить это, нужен был профессиональный взгляд Киндзо Оцуки.
Втайне Оцука был человеком очень самолюбивым. Он, никому ничего не говоря, взялся за изучение уже рассмотренного судом дела об убийстве не только из-за Кирико. Он и сам не осознавал это хорошенько, но где-то в глубине его души затаилось упорное желание выявить в этом деле противоречия. Подобное упорство сформировалось в нем смолоду. Именно благодаря этому качеству он и достиг своего нынешнего положения. Еще в молодые годы Оцука всегда был готов вступить в противоборство с полицией и судом.
Раскрыть противоречие в этом деле помог отчасти случай. И опять Митико была рядом. Произошло это в ресторане отеля Т. Оцука пришел навестить одного живущего здесь бизнесмена, который обратился с просьбой вести его дело в суде, а затем, когда деловые вопросы были решены, Оцука позвонил Митико и пригласил ее прийти.
Зал ресторана был почти полон, большую часть посетителей составляли иностранцы. За столиком, где расположились Оцука с Митико, сидела американская семья. Супруги, семилетняя девочка и мальчик лет четырех. Для японцев казалось странным, что жена сидела с почти безучастным видом, в то время как муж занимался детьми. Оцука время от времени невольно поглядывал на них.
Отцовское внимание было сосредоточено на семилетней девочке. Он беспрестанно распекал ее. Поначалу Оцука подумал, что он учит дочь, как вести себя за столом.
— Поглядите-ка на эту девочку, — тихо сказала Митико. Похоже, Митико тоже наблюдала за ними.
— Эта девочка, видимо, левша, вот папа и придирается к ней. Видите, как неловко она держит нож в правой руке. И тут же перекладывает его в левую руку, — с любопытством проговорила Митико.
Оцука взглянул и увидел, как золотоволосая девочка, улучив момент, когда отец заговорил с матерью, немедленно поменяла нож и вилку местами и стала совершенно свободно расправляться с едой.
— На Западе считается предосудительным быть левшой, — сказала Митико, разглядывая содержимое своей тарелки.
— Видимо, так, — подтвердил Оцука, наматывая спагетти на вилку.
По правде сказать, в тот момент Оцуку еще не осенило. Это случилось, когда он, высадив Митико на плохо освещенном углу Гиндзы, ехал обратно один.