Флаг миноносца

Вернувшись к своей машине, Земсков застал разведчиков в сборе. Валерка Косотруб сидел, свесив ноги за борт, и тихонько напевал на мотив «Марша Будённого», аккомпанируя себе на новой гитаре:

Гвардейцы-миномётчики идут вперёд
За наше дело правое, за наш народ.
За наше дело правое
Идут матросы бравые —
Флаг миноносца нас ведёт!

— Все взяли? — спросил Земсков.

— Полный боекомплект, гитара в том числе.

— И где он достаёт эти гитары? — восхитился Журавлёв. — Опять скажешь «невеста» подарила?

— Ясный факт! — Валерка завернул гитару в шинель и положил её на дно кузова. Машина тронулась.

В сумерки дивизион вышел из станицы Песчанокопской на выполнение боевого задания. Арсеньев, как обычно, вместе с Яновским ехал впереди. Навстречу то и дело попадались группы бойцов, машины, всадники.

«Все движутся на юго-восток, а мы на северо-запад, — отметил про себя Яновский, — ну что ж, не в первый раз».

Какой-то майор крикнул из кузова встречной машины:

— С севера идут танки!

— Что будем делать, Сергей Петрович? — спросил Яновский.

— Выполнять приказ.

Яновский утвердительно кивнул головой. Снова показались встречные машины: полуторка и «зис» с автоматчиками. Арсеньев поставил свой «виллис» поперёк дороги. Ободранная полуторка круто затормозила. Из кабины высунулся немолодой уже капитан. Он подтвердил, что немецкие танки прошли с севера на Белую Глину.

Капитан не был похож на паникёра. Он вышел из машины, не спеша закурил, поинтересовался, почему у Арсеньева морская фуражка.

— Идёте прямо в мешок, товарищи моряки, — сказал капитан. — Я вас предупредил. Уберите, пожалуйста, с дороги вашу машину.

— Какое примем решение? — снова спросил Яновский.

— Будем выполнять приказ.

Арсеньев подозвал Будакова:

— Беру боевые установки, десять машин боепитания, орудия ПВО — ПТО и санитарку. Садитесь в мой «виллис» и ведите дивизионные тылы в Песчанокопскую. Сегодня же отправьте машины за снарядами в Развильное.

Будаков не уходил.

— Ну, что ещё? — раздражённо спросил Арсеньев.

— Сергей Петрович, подумайте. Нельзя так рисковать.

— Выполняйте приказание, товарищ гвардии майор.

С боевых установок были сняты чехлы. Люди разобрали гранаты. Теперь Арсеньев и Яновский ехали на подножках машины Шацкого, положив по паре гранат в карманы. Но противник не появлялся. До станицы Егорлыкской оставалось несколько километров. Арсеньев остановил колонну и послал вперёд Бодрова с тремя матросами.

Мичман пошёл по обочине дороги. В степи было тихо. Из станицы не доносилось ни одного звука. Когда поровнялись с посадкой акации, Бодров приказал приготовить гранаты. По одному спускались в кювет. В кустах что-то зашуршало, щёлкнул затвор:

— Хенде хох!

Бодров размахнулся гранатой:

— Я тебе дам «хенде хох»!

— Мичман!

— Валерка!

— Так точно. Валерий Косотруб — сын собственных родителей!

— Уф! — вздохнул мичман. — Чуть я тебя не взорвал, сукиного сына!

— Чуть я тебя, товарищ мичман, не пустил на дно — рыб кормить!

Из кустов вышли Земсков, Журавлёв и разведчик казах Иргаш.

— Мы уже разбили огневую, — сказал лейтенант. — Ведите сюда дивизион.

Не прошло и четверти часа, как на Егорлыкскую обрушились гвардейские залпы. Арсеньев не пожалел снарядов — утром привезут новые.

Розовое зарево разлилось по небу. За выпуклостью невысокого бугра поднялось пламя. Невидимые прежде, встали на фоне пламени чёрные стога. Потом их заволокло дымом. Моряки смотрели на далёкий пожар, который разгорался все более и более. Вероятно, горели бензоцистерны.

Арсеньев вспомнил Констанцу. Как и тогда, он не сомневался, что дерзкий налёт не пройдёт даром. Нужно было уходить как можно скорее. Дивизион отошёл километров на пять назад и расположился в посадке, среди колючих акаций. Развернули рацию. Прикрывая ладонью крохотный огонёк, освещающий шкалу, радист вызывал опергруппу:

— «Волга», «Волга», я «Дон», я «Дон»… «Волга»! Приём…

Арсеньев, Яновский и все три комбата сидели на траве рядом с рацией. Молча курили в рукав. До них донеслись разрывы снарядов.

— Бьют по нашей огневой. Вовремя ушли, — сказал Яновский. — Ну, как там в эфире?

Радист снова начал своё:

— «Волга», «Волга»… Ага, есть! — Я «Дон»! Приём, приём… — он повернулся к Арсеньеву. — Шифровка, товарищ капитан-лейтенант.

Арсеньев потребовал таблицу для расшифровки, но таблицы не было. Она осталась в сумке у Будакова. Начальник штаба забыл о ней, уезжая в Песчанокопское. Забыл и Арсеньев.

Радист сказал в микрофон:

— Передавайте открытым текстом.

Прошло несколько секунд. Радист снова обратился к командиру дивизиона:

— У аппарата пятьсот пятый.

— Что он говорит?

— Ругается, как водолаз. Требует вас. «Волга», «Волга», я — «Дон»! У аппарата — товарищ семьдесят.

Арсеньев взял трубку, нажал клапан:

— Я семидесятый. Задание выполнил. Потерь нет. Приём.

В трубке раздался голос Назаренко:

— Назад не возвращайтесь. Вы отрезаны — танки в Песчанокопской и Белой Глине. Постараюсь помочь. Достаточно ли «огурцов»? Больше ничего сказать не могу — ваша оплошность. Приём.