В пять чясов без одной минуты Арсеньев вышел из блиндажа. Утренняя свежесть ещё властвовала над степью. Бархатный шмель гудел над цветком, перенесённым вместе с дёрном на перекрытие блиндажа. Гудение шмеля, легчайший шелест трав — и больше ни одного звука. Впереди — только холмистая равнина. Сзади — довольно далеко — обгорелые трубы станицы Крымской.
Секундная стрелка бежала по кругу маленькими прыжками, преодолевая одно деление за другим. Когда она достигла цифры «12», первый снаряд прошуршал над головой и ушёл в расположение врага. Тотчас же со всех сторон загрохотали десятки орудийных стволов. Рёв гвардейских установок слился с басовитыми голосами гаубиц, грохотом 152-миллиметровых пушек и тупым стуком полковых миномётов. В течение нескольких минут степь сотрясалась от артиллерийского грома. Потом все стихло.
Арсеньев спустился в блиндаж. Разведка доложила, что залпами третьего дивизиона подожжён хутор Тамбуловский — место скопления пехоты противника. Но не прошло и нескольких минут, как противник открыл ответный огонь.
Труднее всего пришлось третьему дивизиону, находившемуся на левом фланге. В узкой щели командного пункта дивизиона сидело пять человек. Они с трудом могли повернуться между глинистыми стенами. Кроме этой земли, ещё хранившей следы лопат, люди не видели ничего. Бездонная голубизна майского неба и влажная стена — вот и все. Над краем укрытия колыхались травинки.
Лейтенант Сомин был в числе пяти. Два орудия из его батареи находились неподалёку, два других — в противоположном конце дуги, образованной боевыми порядками полка.
Телефонист, сидевший в уголке у своего аппарата, протянул трубку командиру дивизиона. Пономарёв повторил то, что ему передали с полкового КП:
— Цель номер четыре, два дивизионных залпа. Есть!
Начальник штаба дивизиона Сорокин что-то отметил на своём планшете. Через несколько секунд раздался залп, а за ним и второй. После второго залпа снаряды противника стали падать чаще и ближе. Слепой шарил огромной рукой по степи. Разрыв справа, слева, ещё слева, впереди.
— Ну, теперь держись! — сказал Пономарёв. — Взяли в вилку!
Ещё один снаряд разорвался позади дивизиона, и началась молотьба. Пригнувшись в щели, люди прислушивались к отдалённым выстрелам, за которыми следовал свист, завершающийся взрывом. Казалось, гигантские молоты бьют по земле. Удары обрушивались с разных сторон, иногда совсем близко, и тогда небо над щелью застилало удушливым дымом.
Сомин сосредоточенно выдавливал ногтем узоры на земляной стене. Такой обстрел он переживал впервые. Несколько тяжёлых батарей сосредоточили свой огонь на позициях дивизиона. Ясно было, что противник решил уничтожить его наверняка и не жалел снарядов.
— Мы уже отсюда не выберемся, — сказал начштаба Сорокин. Пономарёв не стал ему возражать. Его губы были одного цвета с кожей лица.
Секунды тянулись томительно. Соминым овладело какое-то оцепенение. Он застыл неподвижно, и только ноготь большого пальца выдавливал на глинистом срезе все новые и новые лунки. Мысли всплывали и исчезали, сменяя друг друга, отрывочные и туманные: «Кто-то говорил, что если слышишь свист снаряда — не пригибайся — он уже пролетел. Своего снаряда не услышишь».
Сомин пытался думать о Маринке, вспоминать довоенные годы, но мысль все время возвращалась к словам Сорокина: «Мы уже отсюда не выберемся…» Ещё в Москве Яновский говорил морякам: «Страх смерти страшнее самой смерти». Теперь Сомин понял эти слова.
Невероятной силы удар обрушился без свиста. Целый рой жужжащих осколков пронёсся над головой. Комья земли посыпались дождём. Один из них ударил Сомина по спине. Край укрытия сполз вместе со стеблями травы. Когда дым чуть рассеялся, Пономарёв поднял голову над краем щели и тут же нырнул вниз:
— Прямое попадание в соседнюю щель. Там все завалило.
Запищал телефон. С командного пункта полка вызывали Сомина. «Прибыть немедленно!» — передал телефонист.
— Чей приказ? — спросил Пономарёв. Приказывал подполковник Будаков. Пономарёв матерно выругался: — Что же, нельзя подождать, пока кончится артобстрел? Это ж на верную смерть — вызывать сейчас!
— Ничего не поделаешь! — Сомин слабо улыбнулся. — Пойду.
Он схватился руками за края окопчика, выпрыгнул наружу и, пробежав несколько шагов, бросился в широкую воронку.
Сомин не раз слышал, что два снаряда никогда не могут попасть в одну и ту же точку. «Здесь я в безопасности», — подумал он, но тотчас же сообразил, что это следствие закона рассеивания справедливо только в том случае, когда стреляет одно орудие. Сейчас огонь вели минимум три — четыре батареи. Сомин обозвал себя дураком. Теперь оцепенения больше не было. Мысль работала спокойно. Пробежав ещё несколько шагов, он снова упал. Молоты колотили по-прежнему, но на поверхности земли было все-таки веселее. Вдали виднелся холм командного пункта. Сомин опять вскочил. Прямо перед его лицом поднялся из земли огромный жёлто-чёрный куст, воздушная волна ударила в грудь, осколок сорвал погон.