Первое, что узнал Земсков в дивизионе, было известие о ранении комиссара. Еще у Белой, по дороге на огневую позицию, "виллис", в котором ехали Арсеньев и Яновский, обстреляли автоматчики. Шофер и вестовой командира полка погибли. Арсеньев сам сел за руль и с трудом доехал на поврежденной машине до штаба дивизиона.
Комиссар лежал в задней комнате дома, где разместился штаб. Пуля пробила ему правое плечо навылет, чуть пониже ключицы. Утром сознание вернулось к нему. Преодолевая боль, Яновский давал последние указания комиссарам батарей. Он говорил тихо, но отчетливо, отдыхая после каждой фразы. Рядом стояли врач - майор из медсанбата и бледный Арсеньев. Только сейчас он почувствовал, насколько необходим ему Яновский. При всей своей гордости Арсеньев понимал, что, не будь Яновского, не было бы "корабля в степи", который шел вперед, когда большинство частей отступало, и выходил победителем из самых неравных схваток.
- Ты помолчи, Владимир Яковлевич, - просил Арсеньев, - все будет сделано. Не беспокойся.
В комнату вошел Рощин. Он тихо сказал командиру дивизиона:
- Генерал договорился. Санитарный самолет вылетел. Скоро будет здесь.
Юра Горич укладывал медикаменты в чемоданчик.
- Кого же пошлем с комиссаром? - спросил он. - Не очень-то я доверяю этим авиасестрам. Нужен свой человек. Была бы Людмила...
- Есть санинструктор Шубина! - сказала она, входя в комнату.
- Ты? Откуда ты взялась? А Земсков? - спросил комиссар, приподымаясь с подушки. Горич насильно уложил его.
Людмиле пришлось вкратце рассказать о том, как Земсков нашел ее и как они добирались до дивизиона. Тут же она узнала, что старший лейтенант медслужбы пробивался из окружения вместе с танкистами. Он прибыл в часть вечером. Земсков в это время разыскивал санитарный автобус на улицах Майкопа.
Горич весь просиял, когда вошла Людмила. Он даже не обратил внимания на ее вид. Главное - жива, а, во-вторых, есть кого послать с комиссаром.
- А может быть, все-таки не стоит самолетом? - опросил Арсеньев. "Мессершмиттов" полно. Не доберутся...
Горич энергично замотал головой:
- Нельзя иначе. Нужно срочно. В машине растрясет. Вот и майор медслужбы говорит...
Над домом прожужжал "кукурузник" - "У-2". Он опустился прямо на выгоне, в двух шагах от штаба. Комиссар опять впадал в бессознательное состояние. Он упорно боролся со своей слабостью, пытался говорить, но речь переходила в еле слышное бормотанье. Когда его поднесли на носилках к самолету, Яновский снова открыл глаза. Он увидел Земскова и попытался протянуть ему правую - свободную от бинтов руку, но рука безжизненно упала на одеяло.
- Молодец!.. - еле слышно сказал Яновский. - Так и действуйте. До свидания, Сергей Петрович, до свидания, друзья. Не позорьте наш Флаг миноносца.
Людмила - как была нечесаная, немытая - села в самолет. Гвардейцы-моряки стояли вокруг. Сомина било, как в лихорадке. Он пытался заглянуть в самолет, чтобы еще раз увидеть комиссара, но авиасестра захлопнула дверцу. Летчик взмахнул кожаной перчаткой и закричал:
- От винта!
Воздушная струя ударила в лица, взметнулась сухая пыль. Самолет побежал по выгону, подпрыгивая на кочках. Вот он уже оторвался от земли, прогудел низко над крышами, полез, рокоча от натуги, на воздушную горку, развернулся, кренясь на крыло, и лег на курс.
- Счастливого плавания, комиссар!
Г Л А В А VIII
ПРЕДГОРЬЯ
1. КАШТАНОВАЯ РОЩА
Фронт остановился. Пришло, наконец, время, когда можно было осмотреться или, как говорили в больших штабах, "подвести итоги". После месяца непрерывных боев от Ростова до предгорий Кавказа дивизион моряков отвели на отдых, в долину, километров на двадцать севернее Туапсе. Местность эта называлась Каштановая роща. Здесь действительно было много каштанов. Они росли вперемежку с дубами, буками и дикими яблонями, покрывая склоны и дно долины, где разместились батареи морского дивизиона. Здесь ничто не напоминало привычных степных просторов. Узкие дороги, с которых не свернешь, бурные горные речки. Куда ни взглянешь - горы, поросшие лесом, - темно-зеленые вблизи и синеющие в отдалении. На севере подымалась причудливая гора Индюк. Она и впрямь напоминала нахохлившуюся большую птицу.
Моряки уже успели испробовать "прелести горной войны". Они прошли от Майкопа до Шаумяна, огрызаясь залпами и снова двигаясь дальше на юго-запад. Здесь уже нельзя было маневрировать, неожиданно появляясь на фланге у врага, уходить степными дорогами, закрывшись облаком пыли, как дымовой завесой. Особенно тяжело приходилось зенитчикам. Самолеты беспрерывно летали над узкими шоссе, и стоило только образоваться пробке, как начиналась бомбежка. Теперь не было покоя и ночью. Осветительные ракеты, сброшенные на парашютах, позволяли немецкой авиации вести прицельное бомбометание по ущельям и дорогам, где находились наши войска.