Флаг миноносца

Он пытался определить по следам, в каком направлении ушли машины, но луна то и дело скрывалась в волнах бегущих облаков, и никак нельзя было разобраться в путанице следов.

Дезертир всегда бежит от линии фронта. Значит, я должен идти к передовой! - решил Сомин. И он зашагал в ту сторону, где временами низкие облака освещались артиллерийскими вспышками.

В расстегнутом полушубке, то и дело проваливаясь в снег, глотая ртом морозный воздух, он шел по целине, инстинктивно пряча замерзшие руки в рукава. Меховые варежки торчали из его карманов.

Наконец Сомин выбрался на шоссе. Он увидел грузовики с солдатами и пешие подразделения, заиндевевшую конницу и пушки на прицепе у тракторов. Все это безостановочно двигалось в ту сторону, где, по предположению Сомина, находилась линия фронта.

- За ними! За ними - к передовой! - но силы изменили ему. В полном изнеможении Сомин привалился к телеграфному столбу, а над ним ветер играл в туго натянутых проводах: "Дез-з-з-ертир... Дез-з-з-ертир..."

И вдруг Сомин увидел грузовик с белым якорем на дверке кабины. За ним шли другие такие же "зисы", груженные знакомыми длинными ящиками.

- Это - наши! Везут боезапас в дивизион! - он кинулся чуть ли не под колеса машины, схватился за борт и спотыкаясь побежал рядом.

Водитель затормозил. Из кабины выглянул знакомый Сомину начальник боепитания инженер-капитан Ропак.

- Вы с ума сошли! - закричал он. - Что вы здесь делаете?

- Мне - в часть! Скорее - в часть! - задыхался Сомин. - Я - в кузов, на ящики...

Капитан Ропак помнил этого зенитчика - совсем еще мальчишку, черноволосого сероглазого сержанта, обычно выдержанного и спокойного. Что с ним произошло?

Не отвечая на вопросы. Сомин карабкался в кузов.

- Куда вы лезете, черт вас возьми! - Ропак схватил Сомина за ремень. - Вы не усидите там наверху. Полезайте в кабину, простудитесь!

Пожилой шофер вытащил флягу:

- На, глотни. Простынешь.

Но даже запах водки был теперь невыносим Сомину. Замерзшими пальцами он взял папиросу, предложенную Ропаком, и жадно затянулся, наслаждаясь нахлынувшим вдруг спокойствием и теплом.

Дивизион оказался совсем близко, в поселке у железнодорожной станции. Доехали за полчаса. Сомин еще издали увидел свое орудие, но обошел его стороной.

Яновский сидел в избе за кружкой холодного чая. Перед ним лежало письмо из дома. Жена сообщала, что племянник Коля, который вырос у них на глазах, убит несколько дней назад на волоколамском направлении. Его мать еще не знает об этом. Как ей сообщить? Яновский любил сестру особенной отцовской любовью. Всю жизнь он привык заботиться о ком-нибудь. Глаша всегда казалась ему маленькой девочкой, даже когда она вышла замуж за его однополчанина. Яновский не мог привыкнуть, что она уже взрослая. "Надо написать ей. Чем скорее - тем лучше", - решил он и потянулся к своей полевой сумке, лежавшей на краю стола.

- Товарищ гвардии батальонный комиссар! К вам сержант из зенитно-противотанковой батареи, - доложил ординарец, - вроде как не в себе. Впустить?

Сомин остановился на пороге.

- Все знаю, - сказал Яновский.

- Я - не дезертир, - произнес Сомин заранее заготовленную фразу.

Комиссар отодвинул от себя полевую сумку и начал ходить из угла в угол.

- Еще что скажете, Сомин?

Сомин рассказал все. Это было очень трудно. И Яновский понимал, как трудно этому юноше открыть чужому человеку и начальнику свой позор и свою боль.

В штаб уже было доложено, что сержант Сомин исчез. Бойцы, посланные на поиски, вернулись ни с чем. Земсков порывался ехать сам, но ему не разрешили. Арсеньев бросил коротко: "Когда приведут, немедленно под арест. Сопроводительную, и в трибунал". Собственно говоря, Сомин отсутствовал только два часа сверх разрешенного ему получаса, но за это время дивизион успел сменить исходные позиции. А что, если бы за эти два часа дивизиону пришлось побывать в бою? Кто командовал бы орудием Сомина? Могло бы случиться и так, что весь расчет погиб, выполняя боевую задачу, а командир орудия остался цел и невредим, поскольку он в это время отсутствовал.

Последнее предположение Яновский высказал вслух:

- Могло так быть?

- Могло.

Сомин смотрел прямо в глаза Яновскому и видел в них свой приговор.

- Кому мне сдать оружие, товарищ комиссар?

Яновский молчал несколько секунд. За эти секунды он успел представить себе всю короткую безоблачную жизнь этого мальчишки, который был ровесником Кольки. Это - первое большое потрясение в его жизни. Выйдет ли он из него закаленным, полным внутренней убежденности в том, что надо искупить свою вину, или просто решит - "Повезло"?

- У меня просьба, товарищ комиссар, - с трудом вымолвил Сомин, оставьте мне морскую форму. Где бы я ни был... Я пойду туда, куда вы меня пошлете, но и там я буду считать себя в нашем дивизионе.

Яновский покачал головой: