Всю зиму они бывали вместе на катке каждый вторник и пятницу. Володя заходил за Мариной в клинику на Пироговскую. Однажды она вышла вместе с высоким мужчиной в бобровой шапке и белых бурках. Не трудно было догадаться, что это ее отец. Вначале Володя смутился, но профессор Шарапов оказался очень простым веселым человеком. Он даже обещал сходить как-нибудь вместе с ними на каток, но так и не собрался. Вот в шахматы сыграть с ним довелось несколько раз, и всегда Володя проигрывал, хотя у себя на курсе он считался одним из лучших шахматистов. Маринка стояла за его стулом и шепотом давала советы, а Константин Константинович говорил, что именно из-за этих советов Володя проигрывал.
Худощавый, с бородкой клинышком, легкий и подвижный для своего возраста, профессор Шарапов сразу понравился Володе. Когда он смеялся, то снимал пенсне, и все замечали, что у профессора светлые, широко расставленные, словно удивленные глаза, точь-в-точь как у Маринки.
За несколько дней до начала войны Маринка уехала к своей бабушке в Куйбышев. Володя так и не успел с ней повидаться. Из учебного полка он писал ей несколько раз, но не получил ответа. Когда Володя попал в Москву на формировочный, он при первой возможности поспешил в дом на Ново-Басманной, но квартира Шараповых оказалась запертой. На звонок никто не отзывался.
"А что, если бы вот сейчас отворилась дверь, обитая клеенкой, и в караульное помещение вместе с облаком морозного пара вошла Маринка?" ничего более невероятного нельзя было вообразить, но Володе понравилась эта мысль. Он представил себе Маринку такой, как видел ее в последний раз на даче, - в пестром ситцевом сарафанчике, с белыми бусами вокруг загорелой шеи. У Шараповых были гости. Маринка бегала то в погреб, то на летнюю кухню, то на огород. Ее пестрый сарафан мелькал между березок и кустов смородины. Володя сидел в мрачном ожидании на скамейке в саду. В тот день они с Маринкой поссорились из-за какого-то пустяка. Константин Константинович несколько раз выходил на веранду и звал Володю к столу, но он заупрямился. Как это было глупо! Гости уехали, когда уже смеркалось. Ирина Васильевна - мать Маринки - занялась хозяйством, а Константин Константинович засел за свой письменный стол. Маринка и Володя принялись поливать цветы. В самом начале поливки Володя наметил себе большой куст пионов. Когда Маринка дошла до него, он наклонился и осторожно поцеловал ее волосы. Она сделала вид, что не заметила. Тогда Володя, ужасаясь собственной смелости, обнял девушку и поцеловал ее прямо в губы. Маринка не рассердилась, не испугалась и даже не рассмеялась. Она поставила на клумбу почти полную лейку, взяла Володю обеими руками за отвороты пиджака и долго смотрела ему в глаза, а потом сказала:
- Пойдем, Володя, лучше...
Больше не было сказано ничего. Маринка проводила его до электрички. У него не хватило смелости поцеловать ее еще раз на прощанье. Если бы он знал тогда, что видит ее в последний раз!
- Почему не сменяете посты?! - Сержант Сомин вскочил. На пороге стоял дежурный по части - начальник разведки лейтенант Рощин.
- Бабочек ловите! Пригрелись в караулке! - клубы морозного пара ворвались в жаркое помещение. Смена наскоро выстроилась в шеренгу. Писарчук задел полой железную печку, чайник с грохотом полетел на пол. Лавриненко уже в строю застегивал поясной ремень. Рощин подождал, пока смена вышла из караулки, потом уселся за стол и устроил Сомину настоящий разнос. Играя трехцветным фонариком, он долго втолковывал сержанту недопустимость его проступка: задержка смены часовых на девять минут. Выговорившись, Рощин ушел и тут же забыл о Сомине. Он даже не сообщил о сделанном им замечании прямому начальнику Сомина - Земскову, хотя койки Земскова и Рощина стояли рядом в командирском общежитии.
Сомин сам доложил Земскову о своем упущении.
- Как же это произошло? - удивился лейтенант.
- Задумался...
- Может, уснул?
- Нет, задумался, товарищ лейтенант. Я ведь не оправдываюсь. Сам знаю, что виноват.
Земсков не стал ругать его, а вечером после поверки спросил:
- О чем же ты задумался, Володя, вчера в караулке? - в неофициальных разговорах он всегда называл Сомина по имени.
И Сомин рассказал лейтенанту о Маринке, рассказал, как они ходили на каток, как поливали цветы в тот последний теплый вечер на даче под Москвой.
- А где она сейчас? - Земсков угостил Сомина папиросой. Теперь они разговаривали не как начальник и подчиненный, а просто как двое приятелей. Земсков тоже мог бы рассказать о девушке, внезапно исчезнувшей из его жизни.
- Не знаю. Наверно, эвакуировалась. Теперь не найдешь. Месяц назад я был на квартире. Заперта.
- А ты сходил бы еще раз. Может, соседи знают.
Сомин давно хотел попросить у лейтенанта увольнительную записку, но не решался. Ведь дивизион могут в любую минуту поднять по боевой тревоге.
Земсков загасил окурок:
- Завтра в девятнадцать часов отпущу, если ничего не изменится. Пиши докладную.