Флаг миноносца

- Володя, только тебе могу поручить. Возьми четырех бойцов, снарядный ящик. Перейдете по гребле на ту сторону. Там, на мельнице, в подвале она...

Сомин понял:

- Будет сделано, Андрей.

Залп со стороны Волчьей мельницы раздался в точно назначенное время, а через несколько минут над хутором взлетели две зеленые ракеты. И снова заревели гвардейские установки, на этот раз с дороги на Кеслерово. Бойцы шахтерского полка пошли в атаку. Танки и пехота противника отступили по дороге на Варениковскую, но и здесь, в километре от хутора, их встретил залп реактивной артиллерии. Снаряды летели с запада.

Батальон автоматчиков на автомашинах шел со стороны Ново-Георгиевской. Его прикрывал огнем морской дивизион капитана Ермольченко.

Немногим немцам удалось вырваться из кольца. Те, кто уцелел, побросали оружие. Генерал Поливанов порадовался бы, если бы он увидел, как его бойцы выволакивают ошеломленных залпами эсэсовцев из канав и кустов. Но Поливанов был в это время на другом участке. Только спустя несколько дней розовощекий молодой подполковник доложил ему о том, как вместе с моряками он зажал в кольцо сильный отряд противника в хуторе Павловском. Генерал засмеялся и сказал: "Помнишь, на КП дивизии под Шаумяном пили из твоей фляжки за то, чтобы не в последний раз шахтерам вместе с моряками бить фашистов? Так оно и вышло!"

Морские дивизионы вошли в Павловский с трех сторон почти одновременно. Яновский еще издали увидел Флаг миноносца. Он остановил свою машину. Остановилась и боевая машина с флагом. Из кабины вышел Земсков.

- Товарищ гвардии подполковник, - доложил он, - два дивизиона морского полка с боем вошли в хутор Павловский.

Больше Земсков не сказал ничего. Остальное Яновский узнал от других.

7. НАША ЮНОСТЬ

Капитана 2 ранга Арсеньева похоронили на том самом холме, где он был убит сутки назад. Рядом с ним положили в братскую могилу Шацкого, Дручкова погибших в последних боях матросов и Людмилу.

Настал вечер. Сомин и Маринка сидели в одном из немногих уцелевших домов. Говорить не хотелось. Сомин закрыл глаза и снова увидел, как Яновский кладет на гроб Арсеньева морскую фуражку. Он не слышал, что говорили генерал Назаренко, Яновский, Николаев, но лицо каждого из них врезалось в память Сомина. Только на Земскова у него не хватило сил взглянуть в тот момент, когда под орудийный салют опустился Флаг миноносца и первые комья земли ударились о крышки снарядных ящиков.

Сомин крепче сжал руку Марины и сказал:

- Вот мы, наконец, вместе, а их нет...

Она ничего не ответила, только ближе придвинулась к нему.

Сомин вытащил из кармана два истертых письма. На серых треугольниках, пропитанных потом, уже трудно было различить адрес, но еще хорошо выделялась надпись по диагонали зелеными чернилами: "Вернуть отправителю".

- Зачем ты это сделала тогда? - спросил Сомин. - Это твоя авторучка и твой почерк.

Марина покачала головой:

- Ручка, наверно, - моя, а почерк - нет. Это писала соседка, которая осталась в нашей комнате, когда я уехала на фронт. А ручку я забыла дома. Вероятно, письмо, которое ты послал на дачный адрес, кто-нибудь переслал на городскую квартиру. Адреса моего там не знали и отцовского тоже. Ведь это было летом сорок второго года, когда на юге вообще ничего нельзя было найти из-за отступления. Вот тебе и отправили оба письма обратно. Я прочту их с опозданием на год... - Она протянула руку.

Сомин спокойно разорвал письма и отбросил в сторону серые лоскутки.

- Зачем читать? Сейчас они не нужны, раз ты - здесь. Ничего этого не нужно.

Она сняла с Сомина фуражку и провела рукой по его волосам:

- Какой ты стал...

- Какой?

- Большой, сильный, спокойный. Рассталась с тобой с мальчишкой, а встретила взрослого мужчину, командира батареи. Неужели нужны были война, смерть моего отца, Арсеньева, Людмилы, чтобы мы пришли друг к другу?

- Не знаю, Маринка. Ты ведь тоже не такая, как была. Знаешь, за последние сутки произошло столько событий, что их с избытком хватило бы на год: бой в Павловском, смерть Арсеньева, уход оттуда, потом спасение флага, гибель Людмилы, залп Земскова на себя и бой моей батареи, с самоходками, взятие Павловского, наша встреча с тобой, и, наконец, эти похороны.

- Наша юность мчится с недозволенной скоростью, Володя. Вот мы совсем взрослые люди, а юность осталась где-то...

- Мне не жалко ее.

- И мне. Главное - мы вместе. Ты понимаешь, завтра нас могут разлучить, но мы все равно будем вместе. Всегда.

В дверь постучали:

- Разрешите, товарищ лейтенант?

- Входи, Валерка! Это мой друг, Мариночка, друг Андрея и Людмилы.

Разведчик был озабочен:

- Володя, пойди к старшому. Он меня прогнал. Попробуй ты.

- Пойду я, - сказала Марина. Она сразу поняла, о ком идет речь.

Косотруб довел ее до поворота дороги. Дальше Марина пошла одна. Земскова она увидела у какого-то поваленного забора. Он сидел на траве. Марина села рядом:

- Можно мне побыть с вами, Андрей? Я буду молчать.

- Нет, говорите. Вы не думайте, что мне трудно смотреть на людей. Вы хорошо сделали, что пришли, Марина Константиновна.

- Просто Марина...