Ругаться на пороге не слишком удобно, и потому я вошел в квартиру. Разулся, снял дубленку и шапку. Хозяйка проводила меня в комнату, указала на кресло и удалилась, сверкая голыми ногами из-под слишком коротенького халатика. Я задержал на них взгляд. Все-таки мы прожили вместе несколько месяцев, наши игры в постели были частые и долгие и свежи еще в памяти. Да и бывшая тоже, видать, не забыла об этом.
Я слышал, как она гремит посудой на кухне и вскоре оттуда потек аромат свежесваренного кофе. Илга вернулась через десять минут, с подносиком, на котором красовался изящный кофейный сервиз. Поставила поднос на столик, разлила напиток по чашечкам, одну из них протянула мне, не забыв и блюдечко. Двигалась она при этом как в дешевом эротическом кино из моего времени, как бы невзначай выпячивая прелести. Ха! Не знаю, как насчет телепатии вообще, но направление моих мыслей бывшая угадала точно.
— Стропилин в больнице, — сказал я без всяких предисловий.
— А что случилось? — спросила она, садясь напротив и выставив свои идеальные коленки для моего обозрения.
— Приступ пьяного психоза, — сказал я. — Хотел броситься под грузовик.
— Алкоголизм до добра не доводит.
— Так это не алкоголизм его довел, а ты.
— Ах, так значит он с тобой откровенничал?
— Да, и много чего рассказал, гражданка Шульц.
— Даже так… — усмехнулась она. — Вот и доверяй после этого мужчинам.
— По словам Кеши, ты превратила его в подопытного кролика и теперь довела до психушки.
— Это слишком примитивное толкование, — с холодной усмешкой произнесла она. — Иннокентий Васильевич не кролик, он добровольный участник эксперимента, подписавший соответствующий документ.
— Ну да, в противном случае он бы получил срок.
— Не я его довела до тюрьмы, а — жажда наживы.
— Слушай, тебя что ли вообще ничего не волнует?
— Ну почему же — не волнует, — проворковала гражданка Шульц-Эглите. — Меня волнуют воспоминания и то, что ты сам пришел ко мне…
Я почувствовал, как размягчается моя воля, тая, словно воск под солнцем. Еще немного и я сгребу эту красотку в охапку и разложу ее прямо на полу, на ковре. Этого нельзя было допустить ни в коем случае. В конце концов, человек — не марионетка, чтобы позволить себя безнаказанно дергать за нитки. А я — не Стропилин, запуганный и загнанный, и не дам собою манипулировать. Поэтому, я спокойно продолжал пить кофе. Илга поняла, что примитивное обольщение на меня не подействовало, выпрямилась и одернула полу халатика.
— Так зачем ты ко мне пришел? — спросила она. — Просить за Стропилина? Ну, если ему требует медицинская помощь, то я позабочусь, чтобы она ему была оказана в полном объеме. Его участие в эксперименте было добровольным, вне зависимости от исходных обстоятельств. Если он пожелает отказаться, то решение примет государственная комиссия. Утверждение, что его якобы используют вслепую, словно кролика, опровергается тем фактом, что ему известна моя настоящая фамилия. А это, поверь, доказательство весьма высокого доверия, оказанного Стропилину. Да, он хотел выйти из эксперимента и пригласил меня на встречу, чтобы потребовать от меня то, что я не могу сделать. А когда получил отказ, принялся мне угрожать. И только твое присутствие удержало Стропилина от совершения общественно опасного проступка. Я предвидела такой поворот событий и потому пригласила тебя.
— Звучит логично, только почему ты не сказала мне, что я должен подняться в квартиру?
— Я была уверена, что ты сам догадаешься.
— Я и догадался, но не сразу и потому слышал только часть вашего разговора. Не хочешь ли мне пересказать недостающую?
— Нет, это государственная тайна.
— Или — твоя, — заключил я, вставая. — Ладно. Больше я от тебя ничего не узнаю. Так что — пойду.
— Жаль, но задерживать не смею.
Гражданка Шульц-Эглите непрошибаема, но восстанавливать ее против себя мне не резон. По крайней мере, до тех пор, пока я не придумаю, как мне вывести из-под удара моих пацанов. Честно говоря, судьба Кеши мне безразлична, сам впутался, сам пусть и выбирается. Не исключено, что он и в самом деле приврал. Запросто может, он такой человек. Но в любом случае сегодняшняя наша с ним встреча оказалось полезной. Не лишнее доказательство того, что с Илгой нужно держать ухо востро и ни на какие миролюбивые ее речи вестись нельзя.
— Надеюсь, ты не станешь разглашать мою настоящую фамилию? — спросила она, выйдя меня проводить.
— Я не болтлив, ты знаешь.
— Знаю.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться.
Напялив ботинки и дубленку, захватив шапку, я покинул новое обиталище своей бывшей. Разговор с нею и кофе окончательно отрезвили меня в прямом и переносном смысле. Домой я вернулся в полной уверенности, что нужно употребить все свои силы и средства на защиту близких мне людей, включая «экспериментальный» класс и других ребят, с которыми меня сблизила жизнь в этом маленьком городке в сердце РСФСР. И зная, что ждет всю страну в будущем, я не мог пустить их судьбы на самотек.
Дома я набрал домашний номер Вилены. Мне хотелось услышать живой человеческий голос.
— Алло! — услышал я в трубке томный женский голос.