Физрук 2: назад в СССР

Жизнь в ближайшие месяцы, а то и годы обещала быть насыщенной, что не могло не радовать. Собственно, я всегда хотел так жить, и, насколько я понимаю, Шурик — тоже. Никакого внутреннего конфликта с другой частью своей души, я по крайней мере, не ощущал. Что не могло не радовать. Даже мои внезапно начавшиеся и все еще продолжающиеся отношения с Лизонькой не вызывали у моего «альтер эго» возмущения. Неужели она ему нравится?

Меня нагнала черная «Волга» и притормозила.

— Александр Сергеевич!

Я оглянулся. На меня из автомобильного окошка смотрело смутно знакомое лицо, чем-то напоминающее округлую добродушную физиономию артиста Леонова. В следующее мгновение я вспомнил — это же товарищ Степанов, председатель горисполкома. Зачем я ему понадобился? Я приблизился.

— Здравствуйте, товарищ Степанов!

— Удивительное совпадение, — продолжал тот. — Только что говорили о вас с Корнеем Митрофановичем, и вдруг вижу — вы! Он задергал ручку, пытаясь отворить дверцу изнутри, но тут же из машины, с другой стороны, выскочил высокий рослый парень из «свиты» и помог выбраться своему шефу. Тот протянул мне руку, я пожал его пухлую ладонь.

— Говорят, вы будете вести секции по какой-то особенной спортивной борьбе? — спросил мэр.

— Точнее — по самбо, Максим Петрович, — ответил я.

— Хочу привести своего сына, — продолжал он. — Примите?

— Почему бы и нет.

— Вот и хорошо! — обрадовался предгорисполкома. — А мы вам квартиру подыскали. Недалеко от этого района. В понедельник зайдите в горисполком, получите ордер и ключи.

— Вот спасибо, товарищ Степанов!

— Не за что! — отмахнулся тот. — Это наш долг, поддерживать молодых специалистов. Ведь мы кровно заинтересованы в том, чтобы после обязательной отработки, они оставались в нашем городе!.. До свидания, Александр Сергеевич!

— До свидания!

Мэр втиснулся обратно в салон служебной «Волги» и укатил. А я остался на кромке тротуара, ошеломленный новостью. Признаться, я не ждал столь быстрого решения жилищного вопроса, полагая, что бюрократические проволочки будут тянуться полгода, не меньше. Это дело надо было отметить! С кем?.. С Петюней?.. Много чести!.. С Витьком?.. Так он, вроде, не пьющий!.. Вот ведь беда, и радостью-то поделиться не с кем!.. Делать это бабами я уже зарекся… Они ведь нас, мужиков, рассматривают только с точки зрения перспектив и пользы, какую мы им можем принести…

Удрученный, я побрел к общежитию и вдруг наткнулся на худощавую и прямую, как столб, фигуру преподавателя немецкого языка Карла Фридриховича Рунге. Он шел, легкомысленно помахивая портфелем, но лицо у него было печальное. Мне вдруг захотелось согнать с его вытянутой арийской физиономии меланхолическое выражение. Неглупый ведь мужик, почему бы с ним не пообщаться за рюмкой чаю? А то ведь так только, в учительской здороваемся, не считая того единственного, к счастью, случая, когда Рунге пригласил меня во во время своего урока.

— Добрый вечер, Карл Фридрихович! — кинулся я ему наперерез. — Домой спешите?

— Добрый вечер, Александр Сергеевич! — откликнулся он. — Да не очень-то и спешу! Эмма Францевна уехала в командировку, так что дома меня никто не ждет.

— Сочувствую! — кивнул я. — Выходит, мы с вами товарищи по несчастью… Меня тоже ведь никто сегодня не ждет… Может, нам скоротать одиночество вдвоем?..

Он остановился. Задумчиво посмотрел на меня поверх очков и ответил:

— Хорошее предложение!.. Мы можем сделать это у меня… Не люблю, знаете ли, оставаться в одиночестве.

— А вы далеко живете?

— Нет. В двух кварталах от школы — на улице Луначарского.

— Тогда зайдем по пути в магазин и что-нибудь купим!

— Да у меня, в общем, все есть…

— Нет-нет, не удобно идти в гости с пустыми руками.

— Воля ваша!

Я действительно заглянул в попутный гастроном. Меня здесь не знали, но я сразу применил весомый аргумент, сказав, что я от Максима Петровича. И вскоре вернулся к терпеливо меня поджидающему немцу с большим, битком набитым бумажным пакетом в руках. Через десять минут мы входили в удивительно чистый подъезд. Таких я еще не видел в 1980-м году. На первом этаже, правда, стоял стол, за которым сидела старушка с вязанием. Консьержка?! Ого, а дом-то непростой. На меня она взглянула подозрительно, так как я шел первым, но увидев Рунге, расплылась в золотозубой улыбке.

— Добрый вечер, Карл Фридрихович!

— Гутен абенд, фрау Миних! — ответил он.

Мне тоже пришлось поздороваться. Мы поднялись на третий этаж. Учитель немецкого отворил дверь и пропустил меня вперед. Я оказался в прихожей. Щелкнул выключатель. Зажглись лампочки в настенных бра с хрустальными плафонами в виде чашечек цветов. Никакой плюгавой вешалки здесь не было, имел место солидный платяной шкаф, явно сделанный не в СССР и не в нынешнее время. Рунге, как гостеприимный хозяин, принял у меня куртку и повесил ее в этот шкаф. Когда я разулся, он выдал мне гостевые тапочки. Чаще всего, в гостях мне приходилось бродить по комнатам в носках.