Лафатер, доказывая возможность определения особенностей характера по рельефу лица и строению черепа, претендовал на роль основателя новой науки: «Лица настолько же доступны чтению, насколько это присуще книгам, разница лишь в том, что они прочитываются в короткое время и меньше обманывают нас».
Не все с ним. соглашались. Так, давая оценку учению Лафатера, ученый-физик, писатель, критик эпохи Просвещения Георг Лихтенберг (1742–1799) отмечал, что «эта теория представляет в психологии то же, что и весьма известная теория в физике, объясняющая свет северного сияния блеском чешуи селедок. Можно постараться нарисовать себе ночного сторожа по голосу. При этом часто ошибешься настолько, что трудно удержаться от смеха, когда обнаружишь свое заблуждение.
А разве физиогномика нечто иное?»
Лафатер сделал ряд ошибок, недопустимых для серьёзного исследователя, и в итоге его труды вызвали серьезную критику:
1) предмет его наблюдений составляли не все черты лица в их взаимодействии* а в основном его нижняя часть и так называемый лицевой профиль;
2) систематического метода выведено не было;
3) объективные закономерности заменялись субъективным мнением автора.
Тем не менее, идеи Лафатера нашли своих почитателей. На его выступления и физиогномические сеансы съезжались из других стран больные, дети и влюбленные, ему присылали портреты, слепки и маски. Лафатером восторгались, его превозносили, но одновременно и побаивались, например, с ним избегал встреч граф Калиостро — авантюрист и чародей, о котором ходили слухи, что ему 350 лет и он может превращать железо в золото. В большой мере разделял взгляды Лафатера австрийский врач Франц Йозеф Галль, создавший собственную интересную теорию.
Франц Йозеф Галль (1758–1828)
Известный австрийский врач и анатом, много занимался изучением мозга, он первым высказал положение о том, что особенности мышления надо связывать с особенностями строения мозга. В больших полушариях мозга он хотел найти «центры» для всех наших способностей.
Галль создал подробные карты мозга (рис. 7), где указал места концентрации моральных и интеллектуальных качеств человека. Он утверждал, что по форме и местонахождению выпуклостей и впадин на черепе можно определить характер, наклонности и умственные способности человека. С помощью специальных измерений он определял «шишки способностей» к музыке, поэзии и живописи, «бугры» честолюбия, скупости, храбрости материнской любви и т. д.
Он утверждал, что умом, эмоциями, чувствами заведуют строго определенные участки мозга. Их увеличение свидетельствует о выраженности данного качества и сопровождается появлением выпуклости в соответствующем месте на черепе. Если же в положенном месте выпуклость отсутствует, значит, способностью этой человек не обладает. По «буграм» на черепе Галль и его ученики судили не только о преобладании тех или иных умственных или нравственных стремлений данного человека, но также предсказывали будущую жизнь ребенка и старались влиять на его воспитание.
Таким образом сформировалось учение — «френология» (от греческого
Теория Галля быстро приобрела популярность. На нее. ссылались в своих произведениях писатели и поэты, в том числе и наши русские. И. С. Тургенев в романе «Отцы и дети», описывая кабинет отца Базарова, уездного лекаря, упоминает «небольшую гипсовую головку, разбитую на нумерованные четырехугольники». М. Ю. Лермонтов, описывая доктора Вернера от лица Печорина, замечает: «Он стриг волосы под гребенку, и неровности его черепа, обнаженные таким образом, поразили бы френолога странным сплетением противоположных наклонностей».
А.С. -Пушкин в письме к Анне Керн от 1825 г. высказывает предположение наличия у нее «сильно развитого органа полета». В поэме «Граф Нулин» герой ночью безошибочно находит на ощупь дорогу, ибо, согласно черновому варианту, он «местной памяти орган имел по Галлевой примете».
Орган местной памяти — орган любви к путешествиям — действительно значился у Галля среди мозговых «органов» под номером XIII. Он проявлялся двумя выпуклостями, расположенными От корня носа до середины лба. Галль утверждал, что людям, у которых резко выражены местная память или ощущение местности, свойственно стремление путешествовать. Также он считал, что эти свойства присущи прежде всего птицам, поэтому Пушкин, обращаясь к Анне Керн, поэтично называет орган местной памяти «органом полета».