Фёдор Абрамов

«Благодаря» работе редакционных цензоров в романе появится довесок – «Вместо эпилога», вовсе не уместный, меняющий ход авторской мысли и по-своему, по-оптимистически, завершающий роман. А самое главное, поставленный в текст вопреки желаниям автора, да ещё и увязав его имя с Пекашином-Верколой. Так, в эпилоге вдруг ни с того ни с сего сам автор становится «героем» романа – пекашинцем, и в письме другу, зазывая его в Пекашино, с гордостью сообщает: «Это ты когда-то, прочитав моих “Братьев и сестёр”, подал мне мысль рассказать про жизнь Пряслиных после войны». Но Абрамову ничего не оставалось, как с этим согласиться.

И даже когда публикация романа была окончательно одобрена, и в таком «урезанном» виде, Фёдор Абрамов всё равно не верил в положительный исход дела. Непростая ситуация вокруг «Нового мира», Твардовского, да и его самого заставляла думать о худшем.

4 января 1968 года, вычитав последние листы присланных гранок, Фёдор Абрамов с нескрываемой тревогой за судьбу «Двух зим…» запишет в дневнике: «Сегодня прочитал и отправил вёрстку романа… Две недели, только две недели отделяют от счастья и несчастья».

Тревога ожидания, что публикацию романа в конечном итоге всё же прикроет цензура, была настолько велика, что даже редакция «Нового мира» не могла дать Фёдору Абрамову полной гарантии, что роман «не зарежут».

Публикация первых глав в январском номере именитого журнала, который пришёл к читателям с явным запозданием, ещё больше усилила тревогу Фёдора Абрамова за судьбу романа. Тишина со стороны критики, молчание в писательской среде, словно затишье перед грядущей бурей, наводили на грустные мысли.

Ко всему тому, мартовский номер «Нового мира», сданный в набор в конце января, вышел в свет с большим опозданием – лишь в середине апреля, заставив Фёдора Абрамова крепко понервничать. Но теперь все тревоги позади: «3-й номер “Нового мира” в руках! Итак, творческая история романа вступила в свою завершающую фазу. Пресса и – главное – указующий жест сверху», – запишет он в своём дневнике, уже хорошо понимая, что вряд ли удастся избежать очередного витка «проработок», а может быть, и чего ещё похлеще.

И вот она, первая недобрая весточка с родины – «Пинежская правда», дав в нескольких апрельских номерах главы романа, вдруг прекратила их публикацию.

22 мая в журнале «Огонёк» № 22, главредом которого был Анатолий Владимирович Софронов, личность в литературном генералитете весьма не простая не только по части своей одиозности, но и относительно участия в литературном процессе того времени, была опубликована статья Петра Сергеевича Строкова «Земля и люди», подвергшая разгромной критике роман «Две зимы и три лета». Это была своего рода аналитическая статья, написанная в самых лучших традициях жанра советской критики, которая, вероятнее всего, должна была стать своеобразной затравкой для нового бичевания Абрамова, и возможно не только его.

Не прошло и месяца, как следом за статьёй «Земля и люди» появилась новая статья Строкова «Просчёт или заданность?», опубликованная уже в газете «Литературная Россия» от 7 июня теперь уже как противовес в полемике с критиком Александром Михайловым, чья статья «Пролог к новой жизни» была напечатана в этом же номере многотиражки. Причём редакция «Литературной России» не осталась в стороне и дала свой собственный весьма обширный комментарий к полемике двух критиков, определив «Две зимы…» как «талантливый роман Фёдора Абрамова», но при этом явно поддержав позицию Петра Строкова.

В свою очередь, Александр Михайлов, отмечая в статье тесную связь «Двух зим…» с первым абрамовским романом, анализируя жизнь в Пекашине после войны, пишет: «Роману Абрамова свидетельские показания не нужны, он искренен и правдив внутри себя, хотя локальная замкнутость действия в деревне Пекашино и ограничивает несколько масштаб повествования».

И на всём этом фоне критики, словно гром среди ясного неба, – неожиданное решение Твардовского о выдвижении романа «Две зимы…» на соискание Госпремии, что выглядело по меньшей мере авантюрой, заведомо обречённой на провал. Не исключено, что так думал и Александр Трифонович. Но для Твардовского этот шаг был ещё и своеобразным жестом неповиновения тем, кто его уже давно «гнал» из «Нового мира».

Как само собой разумеющееся, выдвижение Фёдора Абрамова на Госпремию породило волну новых критических статей о романе, где среди положительных были и весьма отрицательные, в которых говорилось о нежизнеспособности абрамовской прозы, так как она якобы оторвана от реальной жизни и автор не желает изображать те положительные процессы, которые происходили в послевоенной деревне. Так, в рецензии А. Шеляпина «Серые будни Пекашино», выданной под грифом «Обсуждаем произведения, выдвинутые на соискание Государственной премии», отмечалось: