Так, от года к году, несмотря на то что повесть так и осталась лишь «в закваске», Абрамов в черновых пометках сохранил для нас те моменты своей биографии, что теперь были бы безвозвратно утрачены. В общем контексте размышлений над образами героев, перипетиями бытовой жизни и взаимоотношений сотрудников отдела он словно между строк втискивал страницы своей биографии следователя и в конце концов в дневниковых записях искренне признавался: «…Да, герой во многом я» (27 ноября 1976 года).
20 апреля 1943 года приказом № 44 по Архангельскому военному округу старший сержант Фёдор Абрамов был принят в резерв ОКР «Смерш» Архангельского военного округа в должности помощника оперуполномоченного.
А тремя днями ранее, 17 апреля, отслуживший в армии почти два года Абрамов принимает в Архангельске военную присягу. И вот тут напрашивается вопрос: а что, разве раньше не принимал, когда уходил в ополчение или когда служил рядовым в 235-м стрелковом полку? Да и позже, находясь в запасном полку и пулемётном училище? Ведь присягают всего лишь один раз!
Возможно, что в суете первых военных дней ополченцев вообще обошла стороной эта весьма почётная формальность, а уже потом Абрамову, не щадившему своей жизни в боях за Ленинград, после двух ранений присягать на верность Родине уже никто и не посмел предложить. Его преданность Родине уже была проверена.
И всё же при поступлении на службу в Смерш военная присяга была уже не просто формальностью.
Чуть больше трёх месяцев молодой «особист» Фёдор Абрамов пробыл в резерве. Ещё не имея своего личного кабинета и не представляя в полной мере будущей работы следователя, но хорошо осознавая специфику того места, где ему предстояло работать, Абрамов поначалу выполнял обычную черновую работу, которую могли поручить новичку. Что входило в его обязанности, мы вновь узнаём из черновиков повести «Кто он?» в записях от 16 ноября 1976 года: «…Первые месяцы работы разочаровали». «Всё скучно», однообразно, «героических дел ждал. Романтики. А на деле…» никакой романтики – «унылая проза»: работа с картотекой, «ловля дезертиров» («по помойкам, по дворам»), «переписывание чужих неграмотных протоколов». Вероятнее всего, ему приходилось и конвоировать доставляемых в отдел, и сопровождать их после допросов и иных следственных действий до места содержания. Ну что ж, обычная работа для сержанта НКВД. Эта механическая работа, как потом признается сам Абрамов, не приносила ему удовлетворения и не соответствовала его характеру.
Зарекомендовать себя, показать с положительной стороны… Предпринимал ли Абрамов на этот счёт какие-либо действия? Верил ли в свои силы, в то, что и без этой ненужной показухи справится? И вот ещё, явно о себе: «…Рост маленький? Физические данные не те? Почему я всегда раздвоен? Почему я мучаюсь? Эта моя неполноценность угнетала меня» (из записи к повести от 9 декабря 1964 года к образу главного героя – следователя Малышкина). Что это? Мучительные сомнения в верности поступления в контрразведку? Так не сам, призвали! Комплекс в том, что не такой, как все? А может быть, это попытка посмотреть на себя со стороны и постараться сломать свой сложный характер, став таким, как все? Но вот уже совсем другое: «…Умный, но застенчивый парень, стоявший намного выше своих товарищей» (из записи 1976 года). И тут можно добавить: наивно пытавшийся привнести свою «правду» в отдел. Именно эта абрамовская правда и поставила Абрамова особнячком среди своих сослуживцев, сделав предметом шуток, а порой и язвительных, обидных насмешек. Он, израненный, воочию видевший войну, хотя большинство его сослуживцев по отделу и вовсе не нюхали пороху, должен был подстраиваться под их нравы? Абрамов, со своим уже сформировавшимся, сложным, резким и прямолинейным характером. Не терпящий фальши во всём, абсолютно не умевший молчать в ответ на зло, уже в дни испытательного срока вступал в частые противоречия с сослуживцами в отношении работы. Об этом Абрамов, не скрывая, сам упоминал в своих набросках и явно готовился отметить эти автобиографические штрихи в повести. Вот, к примеру, один из них: «…Меня совершенно возненавидел Васильев», – будет вспоминать Абрамов о своих взаимоотношениях с непосредственным руководителем отдела.
Фрагмент рукописи незаконченной повести «Кто он?».
Алексей Васильевич Васильев, полковник Отдела контрразведки «Смерш» НКВД, – реально существовавшее лицо из окружения Абрамова во время его службы в контрразведке. Дослужившись до столь солидного чина, он в 1949 году будет уволен из структуры госбезопасности, как выяснится позже, за сокрытие своего «кулацкого» происхождения. В своих черновых записях к повести Абрамов даже не изменил его фамилии, как, впрочем, и фамилии других своих сослуживцев – Перова, Кошкарёва, Перепелицу, Буева, Тропникова…
Испытательный срок прошёл для Абрамова пусть и не совсем гладко, но достойно, и период скитания «по помойкам» в поисках дезертиров и исправления безграмотно написанных следственных документов закончился, сменившись следственной работой.