Фёдор Абрамов

И весна, наступившая раньше обычного, не могла не радовать. Перебравшись в Комарово, Фёдор Александрович почти совсем не выезжал в город. Приходящую на ленинградский адрес почту регулярно доставляла Людмила Владимировна или племянница Галина.

В это время, словно утомившись от долгой разлуки с чистым листом бумаги, он будет очень много работать. Каждый день до полудня его было не увидеть в парке, и лишь когда солнце начинало проситься к закату, он выбирался на пешую или лыжную прогулку. И в эти короткие часы отдыха, созерцая дивные комаровские пейзажи, он по-прежнему жил работой, мыслями о «Чистой книге», к которой приступил в эту зиму.

8 февраля Фёдор Абрамов запишет в дневнике: «Господи благослови, сегодня начал “Чистую книгу”». Это была не просто установка, это было своего рода заклинание самому себе – час «Чистой книги» наступил.

«Начал писать большую историческую вещь, – признается Абрамов в письме 31 марта 1983 года писателю Павлу Гилашвили, – в которой хочется подумать о путях России, о духовных исканиях разных социальных групп и сословий в начале XX века. Получится ли? Хватит ли сил?»

Душевная тревога о том, что не успеет закончить главный труд своей жизни, Фёдора Абрамова не покидала. Он несказанно маялся этим надсадливым чувством, засевшим в глубине души, не имея возможности получить от него исцеления.

27 января 1983 года, словно ища спасение и защиту в словах доброй материнской молитвы, веря в её чудодейственное слово, Фёдор Абрамов в письме Нине Афанасьевне Клоповой в Верколу попросит её прислать ему полный текст «молитвы, которую бывало читала на ночь хозяйка дома. <…> Содержание примерно такое: Господи, благослови дымнички, воротнички, окошечки, а ещё раньше слова во здоровие всех близких: детей, мужа и т. д. Эту молитву у нас, хорошо помню, всегда читала мать. Наверняка читала и твоя».

Эта просьба Фёдора Абрамова не случайна. Молитва матери в старом отцовском доме у детской зыбки была той благодатной душевной музыкой, которую он слышал с первых дней своего рождения. Он с детства верил в чудодейственность молитвенного слова и в это трудное для себя время вновь искал в нём защиту. Свою веру в Создателя он глубоко хранил и никогда ни перед кем не оголял. И начиная «Чистую книгу» – произведение, в корне отличавшееся от всего ранее им написанного, Фёдор Абрамов просил защиты не столько для самого себя, сколько тому, что жило в его сердце, – произведению, к которому шёл всю свою жизнь.

И он всё же сумеет, превозмогая свалившиеся на него хвори, создать 18 глав первой части «Чистой книги», при этом оставив, как заклинание, как шифр для будущих поколений, многочисленные листы черновиков, заполненные почти нечитаемым почерком, в которых будут жить его мысли и чаяния о России и прочесть которые ещё предстоит.

Он многое успел за свою последнюю комаровскую зиму: подготовить «Траву-мураву», запланированную к изданию в «Современнике», поучаствовать в подготовке сборника прозы «Острова» и даже выправить гранки нового издания своей знаменитой на весь мир тетралогии в Гослите…

А в начале марта пришло ещё и радостное сообщение, что в Лейпцигском издательстве, в выпускаемой серии книг мировой эстетики, запланировано издание сборника рассказов Фёдора Абрамова.

7 апреля Фёдор Абрамов вместе с Фёдором Мельниковым приедет в Новый Петергоф по приглашению Елены Григорьевны Михайловой, давненько зазывавшей писателя в гости. Возможно, для Абрамова эта поездка была не только желанием повстречаться с новым для него человеком и послушать обещанные истории-были, но и ещё раз навестить те места, где летом и осенью 1941 года едва не оборвалась его жизнь.

Эта однодневная поездка в Новый Петергоф подарит жизнь последним трём рассказам: «Есть, есть такое лекарство», «Стёпка», «Потомок Джима». Они появятся в печати уже после кончины Фёдора Абрамова – «Потомок Джима» в газете «Правда» от 17 декабря 1983 года, а все три рассказа в журнале «Север» (№ 10 за 1984 год), и, по выражению Людмилы Крутиковой-Абрамовой, станут «прощальной трилогией», в которой будут «опоэтизированы… лучшие человеческие качества – любовь ко всему живому, доброта, сострадание, милосердие, совесть, бескорыстие, терпение и удивительное родство, соучастие человека с природным миром».

Подходило время запланированной недельной поездки в Испанию.

Но вот беда, ещё перед самым отъездом в Москву, 19 апреля, Фёдор Абрамов почувствовал себя плохо: боли в правом подреберье, температура, но откладывать поездку всё же не решился. Подозрение на желчный пузырь, с которым были проблемы и раньше. Ещё в мае 1979 года Абрамов писал из санатория в Карловых Варах Михаилу Щербакову, что поездка эта вынужденная, потому что у него «неладно с желчным пузырём и почки больные».

Вот и на этот раз, хотя состояние было скверным, искренне надеялся, что обойдётся. Не обошлось. Скорое возвращение в Ленинград обернулось больничной койкой в уже знакомом Институте пульмонологии. Вызванные в гостиницу «Москва», где он остановился, столичные врачи настаивали на срочной госпитализации. Отказался.