Что касается того, кем ты приводишься Саше (видимо, Абрамов в своих письмах постоянно задавал Нине один и тот же очень непростой для себя вопрос, а раз задавал, значит, всё же были сомнения. –
Судя по твоему письму, ты взываешь меня прекратить переписку с тобой, но мне хотелось бы уточнить: искренне ли ты хочешь встречи с сыном и что ответишь сыну, если спросит о родном отце?»
И далее в письме, словно и не было накала в его первых строках:
«Я не знаю, правильно ли поняла твой вопрос, как и прежде: работа, воспитание детей, много у меня общественных нагрузок (профсоюзные, в родительском комитете школы, заседатель постоянной сессии Верховного суда Коми АССР), так что для моего ума забот достаточно.
С 29/XII по 10/I.60 г. Саша ездил в Кострому на розыгрыш первенства РСФСР среди юношей по хоккею с шайбой. Играли с командами Костромы, Петрозаводска, Архангельска. Юношеская команда Воркуты (от Коми АССР) заняла 31-е место.
Я насилу дождалась его приезда.
Пока всё, будь здоров.
P. S. Напиши, пожалуйста, что ещё написал или пишешь? В Воркуте я приобрела твой роман, а в журнале “Знамя” № 12 за 1959 год читала отзыв Эльяшевича».
Нина стояла на своём, не желая понять Абрамова. Он же настойчиво, не прекращая, в каждом письме просил встречи с Сашей. И при всём этом – в письмах Нины никакой надежды на изменение ситуации.
И тогда зачем в каждом письме рассказы о жизни Саши? Как, например, в этом:
«Здравствуй, Фёдор!
Письмо от тебя получила месяц тому назад, а ответ написать не могла. Всё ещё не пришла в себя от болезни сестры. С 26/I.60 г. по 30/IV Надя была в больнице, за это время были в Москве на консультации. В конечном итоге прооперировали 12/IV в Воркуте, диагноз ни Москвы, ни Воркуты не подтвердился.
Исход болезни – благополучный (врачи говорят: “небывалый случай в медицине”). Сейчас она дома, выздоравливает.
Жизнь – сплошные переживания, и неудивительно, что нервная.
Тебя, Фёдор, ни в чём не упрекаю, я просто высказала душевную боль.
Ведь от того, что получилось между нами, страдает в какой-то мере и сын, хотя всегда стараюсь быть для него и мама, и папа. Материально он обеспечен, и мне неудобно, что Саша отстал в учёбе.
Сейчас у него изменяется отношение к учёбе, успокаивает меня, что при любых обстоятельствах будет заканчивать 10 кл.
Читает очень много, 2 раза в неделю посещает плавательный бассейн, интересуется рисованием.
Рисует портрет Ильича, изображая на рисунке многолюдность, хотя плохо удаётся запечатлеть гримасу. Рисунки показывает учителю рисования. Летом нужно будет приобрести вспомогательную литературу ему.
Приятно, когда дети на глазах взрослеют, появляются у них свои интересы.
В прошлом никак не думала, чтоб у меня так нелегко сложилась жизнь. <…>
Мне ничего не оставалось, вопрос наших взаимоотношений был решён тобою. В конце 46-го года вышла замуж, и если бы у нас была переписка, разумеется, Саша знал о тебе, и муж не имел права в этом запретить.
Я после таких писем писать тебе не могла, а о том, что думала о тебе, так ты об этом знал, что да. То время неповторимо, а тем более был ребёнок.
И действительно, странно у нас получается, Саше уже скоро шестнадцать лет, а…
Согласна с тобой – давай не будем, только прошу не обижайся – твой вопрос останется без ответа.
Это не государственная тайна, а во избежание подобного, как получилось в Ленинграде.
С Марией Александровной переписываемся. Погода у нас –13, холодно.
Пока всё, будь здоров.
С приветом
14/V–60 г.».
Дар творчества – от Создателя, а воплощение его в жизнь продиктовано самой жизнью.
Возможно, что крепко саднившее чувство собственной вины, душевные муки и невозможность обрести счастье отцовства явились мощным стимулом к творчеству, которое захватит Фёдора Абрамова в ближайшее десятилетие.
И может быть, оттого и пропитаны абрамовские произведения грустью, словно ею самой и написанные, в них – как бы диалог с самим собой, с жизнью. Его не дающее покоя прошлое будет постоянно искать выхода в слове. Он никогда не сможет преодолеть этот душевный надлом, даже когда его отношения с Сашей приобретут характер близкой дружбы. Случится это лишь за несколько лет до кончины Фёдора Абрамова, но отношениями «отец – сын» они так и не станут.
С выходом «Безотцовщины» струна душевных мучений Фёдора Абрамова натянется ещё сильнее. И Нина не могла не понимать того, почему повесть была написана. Упрёка Нине в этом не было, она стала своего рода мощным выражением страданий Фёдора Абрамова.
В письме от 7 января 1961 года она, понимая, что причиняет Абрамову сильную душевную боль, несколько оправдываясь, напишет:
«И неудивительно, что мои письма для тебя тяжёлые, но ни в коем случае не набрасываюсь, в характере этого нет.
Я хорошо помню наш разговор, помню письма первые и последние, и если теперь считаешь, что тебя называют отцом, нам, может, прекратить переписку? Зачем в каждом письме стегать меня по глазам, хотя этого не заслуживаю.