Финт простака

И она вернулась. Когда я приехал домой из конторы, то увидел у парадных дверей «роллс». На террасе меня ждала Вестал.

Одна ночь пылкой любви с Евой не удовлетворила меня. Я пытался убедить себя, что, если бы Вестал не вернулась и у нас с Евой была еще одна ночь, я бы не испытывал такого жгучего желания. Но я знал, что обманываю себя. Я всегда буду желать Еву, она завладела мной целиком. Такого со мной еще не бывало.

Вестал бесила меня. Я едва сдерживался, когда она была рядом, и рано или поздно она почувствует напряженность между нами.

Через три дня после ее неожиданного возвращения она вошла ко мне в кабинет.

– Чад…

Я оторвался от отчета о биржевых сделках, которые читал, и взглянул на нее:

– Я занят, Вестал. Чего тебе?

– Завтра я зову гостей, нескольких старых друзей. Придет и лейтенант Леггит. Ты будешь?

– Ну разумеется, – бросил я, не особо вникая в ее слова. – Ну а теперь, будь умницей, беги, ладно? У меня до обеда еще полно дел.

Если бы кто-то два месяца назад сказал мне, что я буду так разговаривать с Вестал и мне это сойдет с рук, я бы решил, что он с шариков слетел. Но вот – разговариваю. Любовь ко мне размягчила ее. Она боялась потерять меня и была готова смириться с любым обращением, лишь бы я оставался при ней.

– Хорошо, милый, – покорно отозвалась она. – Пойду наверх и переоденусь.

Когда она ушла, я отбросил бумаги, закурил и смешал себе «хайболл». Интересно, где Ева. Я не видел ее весь день. С той ночи я лишь мельком встречался с ней, но она саднила у меня в душе, как кровоточащая рана. Опрокинув залпом «хайболл», я вышел в холл. Я по-прежнему не имел понятия, где ее комната, но надеялся, может, она задержалась в приемной Вестал, и зашагал туда.

Ева сидела за столом, разбирая корреспонденцию Вестал. Когда я вошел, она подняла на меня глаза. Лицо ее ничего не выражало.

– Она наверху, переодевается, – прошептал я. – Я все время думаю о тебе, Ева. Давай встретимся где-нибудь в четверг?

– Нет! – яростно прошипела она. – Я уже говорила тебе. Я должна идти к матери. Перестань донимать меня!

– Неужели моя любовь ничего для тебя не значит? – рассердился я.

Ева поднялась, обошла стол и направилась к дверям. Я схватил ее за запястье.

– Ева! Я не могу ждать! Мы должны встретиться!

– Отпусти!

Она выдернула руку, распахнула дверь и быстро ушла через холл к лестнице. Я привалился к столу, лицо у меня вспотело. Сердце яростно колотилось, в висках стучала кровь. На звук осторожных шагов я обернулся.

В дверях стоял Харджис. От его холодного подозрительного взгляда мне стало не по себе.

– Что вам? – гаркнул я.

– Пришел поднять шторы, сэр, – ответил он. – Но если я вас побеспокоил…

Я прошел мимо него к лестнице. Дом кишел шпионами. Точно живешь в стеклянной коробке, за тобой все время подглядывают. Я отправился к себе в гардеробную. Коридор был длинный, со множеством дверей, и я, погруженный в свои думы, пытаясь изыскать способ, как встретиться с Евой, проскочил мимо своей комнаты, да так и шагал, пока не уперся в конец коридора.

Нетерпеливо я повернул было назад, но тут впервые заметил, что это вовсе не конец. От этого длинного коридора ответвляется боковой. В этот боковой тупичок выходит дверь, и я остановился перед ней, разглядывая. В громадном доме тридцать комнат для гостей, но вряд ли это одна из них. Слишком уж далеко от ванной. Вдруг разволновавшись, я подумал: а что, если это комната Евы?

Я огляделся – направо, налево, – никого нет, и я тихонько вступил в тупичок. Прильнул к двери и прислушался. С минуту не слышал ни звука, затем слабый шелест сказал мне, что в комнате кто-то есть. Я занес было руку постучать, но тут раздался щелчок телефона, кто-то крутил диск… Я замер, вслушиваясь.

И услышал Евин голос.

– Это ты, Ларри? – спросила она. – В четверг приду. Она устраивает прием, так что я смогу задержаться. Да, к часу успею. Встретимся в отеле «Атлантик», в семь. Ты успеешь?

Долгая пауза.

– Ларри, но я же считаю часы! – воскликнула она. – Не опаздывай, ладно, милый?

Снова пауза, и тихий щелчок сказал мне, что Ева положила трубку. Как я добрался до своей комнаты, не помню.

Опомнился я уже на кровати. Я сидел, спрятав лицо в ладони, дрожащий, разбитый. Любовь сделала Вестал мягкой и покорной, моя страсть к Еве сделала меня таким же. Мне казалось, будто меня оглушили молотком.