Финт

Дряблая Молли долго представляла для Финта неразрешимую загадку: тошер все ломал голову, откуда берутся цветы, которыми она торгует на улицах, – эти ее хрупкие, изысканные букетики и бутоньерки. Однажды старуха, по лицу которой во все стороны разбегались непоседливые морщины, рассказала ему откуда, и с тех пор Финт никогда более не смотрел на кладбища прежними глазами. У него аж мурашки пошли по спине; но он рассудил так: наверное, когда ты так стар, что будешь постарше многих, похороненных под твоими ногами, и, стало быть, и сам какого-никакого уважения заслуживаешь, так почему бы и не «позаимствовать» цветочки, рассыпанные по надгробиям свежих могил. Кому с того хуже-то? А если задуматься, так цветы, украденные у незабвенных усопших, которые, посмотрим правде в глаза, уже едва ли способны вдохнуть аромат, тем не менее помогают выжить славной старушке.

Грустно подумать и жутко вообразить, как Молли ночами на кладбище методично собирает цветочные венки, чтобы осторожно разъять их под покровом тьмы и любовно составить букетики для живых. Так ли важно для судеб мира, что мертвецы недосчитаются своих цветов, которых даже не видят, если бедная старая Дряблая Молли, у которой, похоже, последний зуб остался, продержится в живых еще хотя бы ночь. Кроме того, решил Финт, некоторые венки с виду ни дать ни взять целая цветочная лавка, так что цветочком больше, цветочком меньше, для них без разницы; и при этой мысли Финт почувствовал себя чуть лучше.

Вот почему он мягко повлек за собою Симплисити прямиком к старухе, которая с жалким, несчастным видом скорчилась на тротуаре – ей даже притворяться особо не надо было. Финт отдал шестипенсовик – да, целых шесть пенсов! – за букетик благоуханных цветов. А если покойнички и перевернулись в гробах, так разве потихоньку, спасибо им большое; кроме того, поразмяться им только на пользу.

Вручая цветы Симплисити, он смог сказать только: «Это вам подарок», а она воскликнула – в самом деле воскликнула! – «Ой, розы!» – Финт был уверен, что ему не послышалось. Губы ее задвигались, губы ее сами превратились в розу, произнося эти слова, и сомкнулись снова; кажется, Симплисити сама себе удивилась, а Финту в глубине души снова отчаянно захотелось набить кому-то морду.

И тут девушка произнесла:

– Финт, умоляю вас, я слышала их разговор. Я очень признательна миссис и мистеру Мэйхью, но… все именно так, как я боялась. Я слышала, как они говорили, что будут очень рады, когда меня отошлют назад, под защиту мужа. – В лице ее отразился неизбывный ужас.

Финт оглянулся через плечо на экономку: та держалась в нескольких шагах позади, крепко сжимая записную книжку, и прошептал:

– Сдается мне, вы все-таки не настолько больны, как кажется, да?

Ответом было немое: «Да». На что Финт еле слышно отозвался:

– Не выдавайте себя: им об этом знать незачем. Доверьтесь мне, я позабочусь, чтобы вы от них переехали.

Лицо Симплисити засияло, и девушка тихонько произнесла – так, чтобы никто, кроме него, не услышал:

– Ох, Финт, я так счастлива снова вас видеть. Я каждую ночь плачу, когда вспоминаю ту грозу и как вы прогнали этих ужасных людей, которые… – здесь она чуть замялась, – которые были такими недобрыми, назовем это так.

Этот нежный голос пронзил Финтово сердце, описал круг, вернулся на прежнее место и проделал все сначала. Неужели Симплисити вправду ему почти верит, когда он говорит, что хочет ей помочь? Верит, что он ни в какую игру не играет?

– Я знаю, что ненавидеть дурно, – продолжала девушка, – но их я ненавижу, да! Это из-за них я не могу воспользоваться своим настоящим именем и не смею его кому-нибудь назвать – даже вам пока нет. Пока я должна оставаться Симплисити, хотя не думаю, что я так уж проста.

И хотя солнце сияло по-прежнему и в воздухе разливался мед, Финту померещилось, что за ними следит не только миссис Шарплис; кто-то крался следом. Финт знал об этом просто потому, что на улицах выучиваешься такие вещи затылком чувствовать – это кто-то с протянутой рукой или, не приведи Боже, пилер. Жохом кого попало не назовут – у жоха глаза на заднице, да и лишняя пара на макушке тоже не помешает. Да, кто-то за ними идет, точняк; и небось этот кто-то – тоже при миссии, причем при своей собственной.

Финт выругал себя за то, что не подумал об этом раньше; но, чес-слово, как успеть подумать обо всем на свете, если ты герой? Быстро сработано, ничего не скажешь; он ведь с расспросами на улицу вышел не далее как вчера. Кто-то очень торопится. Прямо сейчас Финт ничего предпринимать не стал: он просто шел себе вперед, не сбиваясь с шага, – молодой простофиля прогуливается со своей девушкой, моцион совершает и море ему по колено, – а в голове у него уже вертелись колесики, становились под ружье войска, составлялись планы и отыскивались новые перспективы.