Финская руна

Слава решил выложить более весомый козырь. Во время разговора он зацепился взглядом за большой календарь, висящий на стене, в котором вместо недель присутствовали шестидневки. Отмеченные крестиками даты заканчивались на 1 сентября. Слава сделал вывод, что сегодня, соответственно, 2-ое. В голове взорвались разом десятки мыслей и идей. Соображение про заикание вмиг испарились из его головы, и дальше он продолжил говорить почти без искусственного дефекта речи, вспоминая о нем эпизодически.

— Слушай, отец, война же! В Европе война началась! Как ты мне грузовик выдать не можешь?

— Ты о чем, служивый?! Какая война? — удивился председатель. — Вчера еще никакой войны в твоих Европах не было! А не путаешь ли ты с Монголией?

Слава замолчал в замешательстве. О конспирации в этом вопросе мудрого руководства Страны Советов он как-то не подумал. Но все равно — скрыть начало второй мировой войны, в его понимании, было никак невозможно. Если он попал в прошлое, то пошла ли здесь история тем же ходом, что и в его временном потоке? Мир может быть и параллельным… И о чем вообще дед вещает, о какой Монголии? Это же было в 38-ом вроде… От нахлынувших мыслей он чуть уже не начал заикаться по-настоящему.

— Газеты есть сегодняшние?

— Глашь! Глаша! — закричал председатель в коридор. — Где газеты сегодняшние? Нюрка приносила?

— Здеся газеты! — ответил из коридора глубокий женский голос.

— Что пишут? — вновь заорал мужичок.

— Да разное, вот туточки: „Закон о всеобщей воинской обязанности“, итоги внеочередной четвертой сессии Верховного совета. Отдельные речи депутатов совета. „Успехи комбайного Алтая“…

— А война есть?

— Да типун тебе на язык, Михалыч!

— Вот! — развел руками председатель. — Вот она какая-никая непонятка! Нету-ти войны-то, товарищ красноармеец Куницын.

Слава стоял с открытым ртом. Мысли все шли исключительно матерные. „Параллелка“, — подумал он. — „Ну все, кабздец. Фиг знает что творится, чего делать-то теперь? Стуканет председатель, нельзя отсюда выходить без результата. Моя дорога до поворота, а там уже воронок будет ждать“.

Слава развернулся на каблуках и, зачем-то имитируя строевой шаг, пробухал ботинками по гулкому коридору в соседнюю комнату, отодвинув в сторону все еще стоящего у косяка задумчивой громадой Колю. Комната оказалась необычно большой и вся заставлена стульями. Это здесь считалось, вероятно, актовым залом или площадкой для танцев, в зависимости от мероприятия. Вдоль стен стояли открытые стеллажи с книгами и газетами. Над стеллажами висели портреты руководителей коммунистической партии, а также передовых писателей и поэтов. Некоторые портреты, дублирующие настенные, стояли прямо на полках стеллажей, на уровне глаз. Кроме изучающих и прищуренных взглядов, упавших на Викторова с портретов, на него испуганно взглянула безобъемная Глаша, умостившаяся со своим рабочим местом в уголке этой комнаты. Перед ней на столе стояла печатная машинка „Ундервуд“ и две стопки листов. Глаша, которая во время спора Славы с председателем баловалась чаем с бубликами, слушая увлекательную радиопостановку о взаимоотношениях армии и села, увидев перекошенное лицо Викторова, поперхнулась. Чай случайно плеснул на групповое фото на первой страницы одной из трех газет, лежащих перед ней.

— Льем воду оппортунизма на вождей мировой революции, крошим батон на коммунистические идеалы, а, Глаша? — Слава со своими взвинченными до предела нервами определенно был сегодня в ударе, взяв в подражание незабвенного Остапа Ибрагимовича.

Испугавшаяся подобных предъяв до испарины Глаша, отрицательно замотав головой, попыталась превратиться в крошку от бублика и затеряться среди прочих ее товарок.

Не встретив сопротивления, рванув на себя газету „Известия“, Слава яростно заводил пальцем по новостным заголовкам. Сзади подскочил председатель.

— Шел бы ты уже… в другой совхоз, — дипломатично начал мужичок. Затем он крикнул в коридор: — Коля! Николай! А ну, подь сюды!

Слава не обращал на него никакого внимания, весь уйдя в изучение заголовка над гранками. Дата газеты: 2 сентября. Вторая мировая война уже идет второй день. Первый лист — пусто, одна вода. „Закон о призыве“ — явно не то. Второй — нет войны. Разворот, третья страница, чисто. Викторов был готов заорать в полный голос. И тут Слава нашел ее. Нет, он НАШЕЛ. В центральной советской газете для сообщения с информацией о начале Второй мировой войны место нашлось только на последней, четвертой полосе! Другими заботами жила советская страна! Малюсенькая заметка, которая объявляла об изменении хода вещей и предрекала наступление сотни миллионов смертей, скромно своим заголовком сообщала следующее: „Военные действия между Германией и Польшей“.

— Вот, читайте… Михалыч! — торжествующе снова ударил по столу ладонью Славка. Он что-то часто начал делать этот громкий жест. — Читайте, читайте!

— Очки забыл на столе, ну-ка, Глаш, прочти-ка нам, что пишут! — прищурившись, но так и не разглядев текст статьи, пробормотал в смятении председатель, протянув листы газеты своей помощнице.