Фима и всё. Том 1 (СИ)

— Я пытался бороться с этим, Светлана Степановна, — пошёл Роман в наступление. — Бог свидетель, я сопротивлялся своим чувствам до последнего. Но я пал. Пал перед любовью и готов пасть пред вами, — он действительно рухнул на колени перед ней и, вцепившись пальцами в скользкую ткань комбинезона, выдохнул со всей страстью: — Светлана Степановна!

— Ромчик, ты офигел⁈ — завопила женщина так высоко и громко, что стёкла в лаборатории дрогнули в напряжении.

— Никак нет, Светлана Степановна! — Роман прильнул к штанине коллеги и громко втянул аромат ткани.

— Ромчик, ты чего⁈ — она выдернула штанину из его дрожащих пальцев и отступила на два шага назад, прижимая к груди бумаги. Казалось, ошеломлённая женщина была в секунде от того, чтобы перекрестить его.

— Нет, не уходите, Светлана Степановна! — женщина не послушалась и с грохотом выбежала за дверь, похрюкивая от ужаса. — Ну или идите в жопу, — добавил он спокойно и поднялся на ноги.

Довольный тем, что отвадил назойливую коллегу минимум до конца дня, Роман вернулся за стол. Кулон с лисой лежал там же, рядом с микроскопом. Готовый, чтобы его тайну разгадали.

Роман напряг память:

— Мам, что за имя тупое? — выпалил Ромка, семилетний рыжий пацан, когда его мама уже нажала на звонок рядом с калиткой.

То были высокие чугунные ворота, заросшие цветущими вьюнками. На каждой створке была выведена огромная буква «Б» тонкой ковки.

— Ну вот такое имя, малыш, — ответила женщина и чуть нахмурилась, — Совсем не тупое! Где ты слов таких набрался?

— От тебя, — честно ответил мальчик.

Мама его засмеялась и присела перед ним на корточки. Перед конопатым носом качнулся любимый мамин медальон: лиса и месяц. Молодая женщина с такими же ярко-рыжими волосами, как и у сына, заправила тому непослушную прядку за ухо. Её вытянутое лицо выглядело мягким и добрым, зелёные глаза сияли.

— Всегда нужно начинать с себя, да, малыш?

— Да, — бесхитростно подтвердил Ромка.

— Умница. Маме тоже нужно об этом помнить.

По высоким скулам женщины бежали веснушки, а в ушах раскачивались крупные тяжёлые серьги. Украшавшие их изумруды весло подмигивали Ромке.

Наконец, раздалось тихое жужжание: одна из створок ворот сдвинулась в сторону, пропуская визитёров внутрь.

Роман Игнатьевич цокнул языком: дальше в памяти был провал. Он знал, что в тот день впервые познакомился с Красибором, и на этом всё. И то, первую встречу их он даже не помнил. Просто знал, что было вот так. Его друг знал не больше: его воспоминания обрывались примерно в тот же момент. Последнее, что помнил Красибор — это как раздался звонок от ворот. Какое-то время, открыв для себя это совпадение, друзья пытались восстановить хронологию событий и заполнить брешь в памяти. Разговаривали с отцами, сёстрами, пробовали достать записи с камер наблюдения — но всё без толку. Это был последний раз, когда Роман видел маму.

После того вечера потянулись бесконечные дни поисков, общения с полицией, неверия в случившееся. Потому что на следующее утро его мама пропала.

А полгода назад пропала и мама Красибора. Лишь сейчас Роман задумался — совпадение ли это? Чуйка кричала, что нет, не совпадение. Пусть и прошло почти двадцать лет, а Алису Бурнастову уже давно никто не ищет, что-то связывает этих женщин и их исчезновения.

Роман поднёс кулон к глазами, внимательно вглядываясь в маленького зверька и сырную поверхность луны. Мама обожала этот кулон, никогда не снимала. Тем страннее, что маленький Ромка нашёл его у себя под подушкой в своё первое утро без мамы.

«Да что-то же должно быть в тебе, а? Не бесполезная же ты зверюга», — сердито подумал он.

«Нет, совсем не бесполезная», — ответила ему Чуйка.

Роман прекрасно знал, если Чуйка обретает голос — он близок к какому-то важному открытию.

«Раз так, посмотрим-ка на тебя поближе».

Мужчина осторожно вытащил приборное стекло из-под линзы микроскопа и поместил вместо него кулон. Выставил самое низкое увеличение и взглянул в окуляры. Сначала он, как водится, видел прекрасное размытое ничего. Затем поиграл с приближением объектива, пока не поймал чёткую картинку.

— Ну что ж, ну что ж, — бормотал он вслух, медленно перемещая украшение на предметном столике. — Вау, даже шерсть есть!

Роман выглянул из-за окуляров и взглянул на лису: невооружённым взглядом узор шерсти практически не был заметен. Он присвистнул, поражённый тонкостью работы мастера, и вернулся к увеличенной картинке. В какой-то момент ровный узор шерстинок был нарушен сумбурными чертами и даже завитками. Будто именно в этом месте — на задней лапке — что-то с лисой случилось нехорошее. Заинтересованный, Роман достал смартфон и зачем-то оглянулся. Хотел убедиться, что никто не видит, какой ерундой он занят. Однако, в кабинете мужчина был один, а потому со спокойной душой поднёс камеру телефона к окуляру и, поймав изображение, сделал снимок. Потом чуть передвинул кулон, чтобы увидеть вторую часть беспорядочных штрихов, и повторил фотосессию. Таких фотографий у него получилось пять.

«Всё верно делаешь», — хвалила его Чуйка, когда Роман накладывал друг на друга распечатанные фотографии.