«Филологическая проза» Андрея Синявского

Ольга Богданова, Елизавета Власова «Филологическая проза» Андрея Синявского

Петербургская филологическая школа

Пушкин и Гоголь.

Картина Николая Алексеева. 1847 год

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

Андрей Донатович Синявский / Абрам Терц (1925, Москва – 1997, Париж)

«Прогулки с Пушкиным»: диалог с классикой

Несомненно, наиболее репрезентативным произведением Андрея Синявского / Абрама Терца следует считать «Прогулки с Пушкиным», ибо уже только в самом обращении к текстам русского классика оно оказывается насквозь «диалогичным».

Как известно, «Прогулки с Пушкиным» были написаны в 1966–1968 годах в Дубровлагере – как значится под текстом произведения. Первая публикация «Прогулок…» (на русском языке) состоялась в Лондоне в 1975 году, в Париже – в 1977-м. В России отдельный фрагмент «Прогулок…», отобранный самим автором, появился в журнале «Октябрь» (1990, № 4), целиком – в журнале «Вопросы литературы» (1990, № 7–9).

Появление «Прогулок с Пушкиным» в печати вызвало большой «переполох» (А. Марченко), разразившийся в литературных кругах, – причем не только постсоветской России, но и среди русской эмиграции (как в Европе, так и в Америке). Роман Гуль скандально определил эссе Терца как «Прогулки хама с Пушкиным», как «грязную, хулигански-хамскую <…> ничтожную книжку»[1], Вольфган Казак в «Лексиконе» – как «на редкость вызывающую книгу»[2], Сергей Жаба не принял «отвратительную игру слов» автора и «святотатствующего» сочинителя поименовал «Иудой»[3], Александр Солженицын решительно отверг «Прогулки…» за их «удручающе низкий нравственный уровень» и квалифицировал «эссе» как «изощренные спекуляции» «эстета-литературоведа»[4].

В России обсуждение «Прогулок…», организованное Пушкинской комиссией ИМЛИ (АН СССР) им. А. М. Горького и состоявшееся в рамках «Круглого стола» вслед за журнальной публикацией в «Вопросах литературы», имело огромный резонанс и поставило множество дискуссионных вопросов[5]. Фактически именно этот «Круглый стол», участники которого (литературоведы, критики, писатели) стремились «прийти, насколько это возможно, к объективному результату»[6], во многом и определил перспективы сегодняшнего восприятия текста Синявского-Терца.

Выступающий на «Круглом столе» С. Бочаров одним из первых высказал мысль о том, что книгу Терца «невозможно обсуждать <…> просто как литературоведческое сочинение о Пушкине»: «само по себе пушкиноведение Синявского-Терца “Прогулки с Пушкиным” – литература не меньше чем литературоведение»[7] (выд. нами. – О. Б., Е. В.). Сегодня тем более ясно, что при обращении к тексту Терца следует оставаться прежде всего в границах литературного явления и отодвинуть на background представление о том, что «Прогулки с Пушкиным» могли быть восприняты как «событие общественное, политическое»[8] (хотя очевидно, что и таковой ракурс актуализируется в отдельных фрагментах текста книги-эссе).

Одной из первых и самых выразительных («скандальных») особенностей, на которую обратили внимание критики и исследователи «Прогулок…», в том числе участники «Круглого стола» в «Вопросах литературы», стала манера повествования Терца – речевая «раскрепощенность» и «расхристанность» (И. Роднянская), «неформальный язык», сильно «сдвинутый в пародию» (А. Марченко), «совмещение серьезности и смеха», «взгляд остраненный, в известном смысле – эпатирующий и карнавальный» (Ю. Манн), «фрагментарность», «сдвиги и деформации» (А. Архангельский), обильная пропитанность текста «политическими реалиями и блатными речениями», «неакадемическими замечаниями» (С. Бочаров)[9]. По словам Е. Сергеева, книга Терца написана в «скандально-драчливом тоне», пронизана «глубоко личными, чисто субъективными» представлениями, это «мозговая игра», «своего рода буриме», острый «критический выпад»[10]. В представлении С. Куняева, книга Терца – «запузыренная ересь», оформленная «блатным языком» с утверждением «пафоса лагерно-уголовной среды»[11]. И если последние эмоциональные эскапады принять всерьез вряд ли возможно, то суждения авторитетных литературоведов, приведенные выше, действительно близки к истине – язык, речь, манера повествования Терца в разговоре о Пушкине неакадемичны (С. Бочаров) и карнавальны (Ю. Манн), они сознательно ориентированы автором не на поддержание устойчиво сложившейся академической пушкинской «мифологии», а на ее развенчание.