Филипп II Македонский

«пробормотал какое-то неясное и безжизненное вступление. Сделав небольшой исторический очерк событий, Демосфен вдруг спутался, замолчал и, наконец, совершенно прекратил выступление. Филипп, увидев, в каком он был состоянии, советовал ему успокоиться и не думать, что с этой неудачей связана для него какая-нибудь беда, как для актера в театре, но спокойно и понемногу припоминать и говорить так, как он себе первоначально наметил. Но раз смутившись и сбившись со своих записок, Демосфен не мог даже прийти в себя и когда вторично начал говорить, то с ним случилось то же самое.

Так как наступило молчание, то глашатай предложил нам удалиться».

В целом рассказ Эсхина, вероятно, правдив, поскольку свидетелями случившегося были прочие послы, которые могли бы оспорить его подлинность, но, скорее всего, он преувеличил конфуз Демосфена, чтобы привести в смущение своего противника.[380] Смелость речей, которые Демосфен произносил перед Народным Собранием, особенно после 346 года, доказывает, что он отошел после этого инцидента, но вражда между ним и Эсхином своими корнями уходит именно к этому посольству.

В своих речах афинские послы, вероятно, затрагивали такие вопросы, как афинское влияние во Фракии, доступ к региону Черного моря (жизненно важному для поставок зерна), Священная война и помощь, которую афиняне продолжали оказывать Галу в Фессалии. По словам Эсхина, он убеждал Филиппа в том, что Амфиполь должен принадлежать Афинам, обосновывая это тем, что предшественники Филиппа признавали права Афин на этот город.[381] Однако требование вернуть Амфиполь не могло увенчаться успехом ни при каких обстоятельствах, и странно, почему афиняне этого не понимали. Скорее всего, речь Эсхина только позабавила македонского царя. Вопросы о Фокиде и Гале никак не были формально связаны с переговорами о войне за Амфиполь, поскольку не имели к ней отношения (как и Керсоблепт), поэтому попытки Демосфена и других послов увязать их с заключением мира были нелепы. Важнейшей темой для обеих сторон, вероятно, была Фракия.

Филипп выставил несколько условий: обе стороны должны признать приобретения, сделанные ими на данный момент времени (важная оговорка); кроме мира между ним и Афинами должен быть заключен бессрочный союз; мир и союз должны носить оборонительный характер и распространяться на союзников обеих сторон; и, наконец, учитывая животрепещущую тему пиратства в Эгейском море, обе стороны обязывались не поддерживать пиратов. Возможно, в планах значилась даже совместная экспедиция с целью очистить от них морские просторы. Предложение мира и союза означало, что Филипп хотел заключить договор с Афинами на равных: должно быть, это удивило послов. Таким образом, договор должен был быть двусторонним, между Филиппом и его союзниками, с одной стороны, и Афинами и их союзниками по Второму Морскому союзу, с другой. Сложно сказать, насколько искренним было это предложение Филиппа. Может быть, он хотел цинично использовать представившуюся ему возможность закончить по своему усмотрению и конфликт с Афинами, и Священную войну.

Если афиняне рассчитывали сохранить свое влияние во Фракии и держаться за независимые прибрежные города, то формулировка первого условия не предвещала ничего хорошего. Конечно, из соображений собственной безопасности Филипп не мог позволить Афинам и дальше вмешиваться во фракийские дела, точно так же, как не собирался сложа руки наблюдать за тем, как они оказывают помощь Галу и Фокиде (см. ниже). К 346 году он уже решил выступить в поход против вероломного Керсоблепта, но в данный момент сообщил послам, что признает афинские права на Херсонес, имевший важное значение для морского подвоза зерна из Черного моря. Он даже пообещал держать свои войска подальше от Херсонеса, пока идут переговоры.

Филипп решительно отказался обсуждать помощь Галу, резко заявив, что Афины должны ее прекратить. Оставалась Священная война. Прибегнув к испытанному средству дипломатического обмана, Филипп, похоже, дал понять, что он мог бы взять Фокиду под свою защиту, но только если будет уверен в полной поддержке Афин. Иными словами, вопрос о Фокиде должен был быть исключен из переговоров о мире между Афинами и Македонией.