Филе из палтуса. Звери в моей постели

– Но они никакие не турки, черт бы их побрал, – возразил Ларри. – Они греки.

– Строго говоря, вы, пожалуй, вправе называть их греками, – заметил Теодор. – Но в этих глухих уголках они настолько похожи на турок, что сразу и не отличишь. Речь идет, так сказать, о своеобразном сплаве.

Когда мы приблизились к причалу, сидевший там юный рыболов схватил свою удочку и помчался в селение.

– Вам не кажется, что он сейчас поднимет там тревогу? – нервно осведомилась Леонора. – И они выйдут нам навстречу с ружьями?

– Не будь ты такой дурой, – выпалил Ларри.

– Давайте я пойду первым, – предложил Мактэвиш. – Я привык к таким переделкам. Приходилось в Канаде встречаться с индейцами в дальних деревнях, когда преследовал злоумышленников. У меня есть навык в обращении с примитивными племенами.

Ларри застонал и уже приготовился изречь что-то ехидное, но строгий взгляд мамы остановил его.

– Итак, – продолжал Мактэвиш, беря на себя руководство операцией, – лучше всего нам высадиться на пристань и продолжать движение, осматриваясь с восхищением по сторонам, как будто, э… как будто… э…

– Как будто мы туристы? – невинно произнес Ларри.

– Вот-вот, я как раз это хотел сказать, – подхватил Мактэвиш. – Словно мы не замышляем ничего дурного.

– Господи, – вымолвил Ларри. – Можно подумать, мы находимся в дебрях Черной Африки.

– Ларри, милый, успокойся, – сказала мама. – Я уверена, что мистер Мактэвиш знает, как нам следует поступать. Как-никак сегодня мойдень рождения.

Высадившись на пристань, мы постояли там несколько минут, показывая руками туда и сюда и обмениваясь дурацкими замечаниями.

– А теперь, – скомандовал Мактэвиш, – вперед, в селение.

И мы послушно зашагали следом за ним, оставив Спиро и Таки сторожить катер.

Вся деревня состояла из трех-четырех десятков сверкающих свежей побелкой маленьких домиков; стены одних были обвиты зеленым плющом, других – одеты ветвями бугенвиллеи с пурпурными листьями.

Мактэвиш выступал впереди решительным военным шагом, ни дать ни взять бесстрашный боец французского Иностранного легиона, готовый усмирить мятежное арабское селение. Мы торопливо семенили следом.

От главной улицы, если тут годилось это слово, расходились узкие проулки между домами. Подойдя к одному из таких проулков, мы основательно напугали какую-то женщину в чадре, которая выскочила из дома и чуть не бегом устремилась вдаль, спасаясь от чужеземцев. Я впервые в жизни увидел чадру и был здорово удивлен этим зрелищем.

– Что это у нее было на лице? – спросил я. – Перевязка какая-то? Зачем?

– Нет-нет, – объяснил Теодор. – Это чадра. Если в этом селении и впрямь сильно турецкое влияние, большинство здешних женщин носит чадру.

– Всегда считал это чертовски дурацкой идеей, – заметил Ларри. – Если у женщины красивое лицо, нечего скрывать его. Единственное, что я мог бы одобрить, – кляп для болтливых особ.

Главная улица, как и следовало ожидать, привела нас к центральной части всякого селения – маленькой площади с великолепной огромной зонтичной пихтой, под сенью которой стояли столики и стулья. Здесь помещалось кафе, где, как в любой английской деревенской пивной, можно было не только получить съестное и напитки, но и наслушаться всяких сплетен и пересудов. Меня удивило, что на всем пути нашего отряда к площади мы не увидели ни одной живой души, если не считать той испуганной особы. На Корфу, даже в самой глухой деревушке, нас тотчас окружила бы восхищенная шумная толпа. Однако, дойдя до площади, мы поняли – во всяком случае, решили, что поняли, – причину: большинство столиков под пихтой было занято мужчинами, в основном пожилыми, с длинной седой бородой, одетых в шаровары, латаные рубашки, на ногах чарыки – красные кожаные мокасины, с увенчанным яркими помпонами, задранным вверх острым носом. Мужчины приветствовали наше появление на площади гробовым молчанием. Просто сидели и таращились на нас.

– Эгей! – весело и громко воскликнул Мактэвиш. – Калимера, калимера, калимера!

Будь это греческое селение, тотчас его пожелание «доброго утра» вызвало бы ответную реакцию. Кто-то подхватил бы его «калимера», кто-то сказал бы «рады вас видеть», другие воскликнули бы «херете!», что означает «будь счастлив». Здесь не последовало ничего подобного, только один или два старца степенно склонили головы, приветствуя нас.

– Ладно, – сказал Мактэвиш, – составим вместе несколько столиков, выпьем по рюмочке, и когда они привыкнут к нам, вот увидите – сразу сгрудятся вокруг нас.

– Не нравится мне все это, – нервно произнесла мама. – Может быть, нам с Марго и Леонорой лучше вернуться на катер? Смотрите, тут ни одной женщины, только мужчины.

– Вздор, мама, не волнуйся, – отозвался Ларри.

– Мне кажется, – сказал Теодор, любуясь огромной зонтичной пихтой над нами, – мне кажется, потому тот мальчуган и побежал с пристани в селение. Понимаете, в таких вот глухих деревушках женщинам полагается сидеть дома. Вот он и поспешил предупредить их. К тому же зрелище, гм… гм… э… э… женщин в нашем отряде, должно быть, понимаете, э… несколько необычным для них.