Филе из палтуса

— Слушай и не говори потом, что тебя не предупреждали. Лучше всего, если бы ты позвонил ей сегодня вечером и сказал, что заболел гриппом, или тебя укусила бешеная собака, или еще что-нибудь. Однако я знаю, что ты этого не сделаешь, ты одурманен. Но ради Бога, послушай мой совет. Если пойдешь с ней в ресторан, ни за что не давай ей в руки меню, разве что тебе сейчас досталось по наследству несколько сот фунтов стерлингов. У нее аппетит как у самого прожорливого удава, и она ничего не смыслит в деньгах. Что же касается концерта… так вот, дружище, тебе не известно, что администрацию концертного зала бросает в дрожь при одном упоминании ее имени? Что они не один год изыскивают возможность по закону запретить ей посещать концерты?

— Но она заверила, что очень любит музыку, — неловко произнес я.

— Это чистая правда, и музыка действует на нее самым ужасным образом. Однако еще ужаснее она действует на музыку. Мне довелось видеть, как музыкант, дирижировавший «Волшебной флейтой», весь в слезах, припал к флакону с нюхательной солью, словно младенец к соске. Рассказывают также, и я готов в это поверить, что другой дирижер проснулся наутро седой, после того как накануне Урсула присутствовала на представлении «Весны священной» Стравинского. Разве тебе не известно, что когда здесь гастролировала Айлин Джойс, то Урсула, явившись на концерт, так пагубно воздействовала на несчастную пианистку, что та забывала переодеваться в паузах?

— Может быть… может быть, виной был просто какой-то недосмотр?

— Недосмотр? Недосмотр! Ты когда-нибудь слышал, чтобы у Айлин Джойс недоставало платьев?

Пришлось признать, что он меня убедил. Хозяин проводил меня до дверей с учтивостью мягкосердечного палача.

— Помни, — тихо сказал он, сочувственно сжимая мою руку, — я твой друг. Звони, если я тебе понадоблюсь. Звони в любое время дня и ночи.

С этими словами он решительно захлопнул дверь у меня перед носом, и я отправился домой, полный тревожных предчувствий.

Однако на другой день я проснулся утром в бодром расположении духа. «Как-никак, — говорил я себе, — Урсула восхитительная девушка, такое очаровательное создание просто не может вести себя так невоспитанно, как это изображал мой друг. Скорее всего, он попытался назначить ей свидание, и она с рассудительностью, равной ее красоте, отшила его». Утешив себя таким образом, я оделся особенно тщательно и отправился на вокзал встречать Урсулу. С ее слов мне было известно, что она живет в Нью-Форест и в Борнмут едет поездом, потому что: «Когда мне нужен наш „роллс-ройс“, папочка непременно куда-нибудь уезжает на нем». Выйдя на платформу, я стал нетерпеливо ждать прибытия поезда. Когда я в двадцатый раз поправлял свой галстук, ко мне вдруг обратилась пожилая леди, одна из столпов местной церкви, каким-то образом подружившаяся с моей матерью. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу и всей душой желая, чтобы старая карга поскорей испарилась, потому что, когда впервые встречаешься с девушкой, которой ты назначил свидание, меньше всего желаешь, чтобы при сем присутствовала критическая благочестивая аудитория. Однако она пристала ко мне как клещ и все еще продолжала рассказывать о последнем благотворительном базаре, когда на станции появился, чуфыкая, чумазый паровоз. Нетерпеливо обводя взглядом вагоны в поисках Урсулы, я не слишком внимательно прислушивался к рассказу о том, что говорил приходской священник.

— И священник сказал: «Я лично, миссис Дарлинг-херст, сообщу епископу, как самоотверженно вы трудились во время сбора средств на орган». Конечно, он вовсе не обязан это делать, но он поступил как истинный христианин, правда?

— О, конечно… конечно… весьма… э… мудрый человек.

— И я так думаю. И я сказала ему: «Господин священник, я всего лишь скромная вдовица…»

Мне не пришлось узнать, какими еще секретами своей личной жизни она поделилась со священником, потому что откуда-то сзади до моих ушей донесся звонкий радостный голос Урсулы:

— Дорогой! Дорогуша! Я здесь!

Я развернулся кругом, и сделал это как раз вовремя, потому что Урсула бросилась в мои объятия и впилась своими губами в мои с алчностью шмеля, завидевшего первый в сезоне цветок клевера. Вырвавшись наконец из осьминожьей хватки Урсулы, я попытался найти взглядом миссис Дарлингхерст и обнаружил, что она пятится вдоль платформы с видом пустынника, который стал вдруг свидетелем римской оргии самого дурного пошиба. Я робко улыбнулся, помахал рукой, после чего схватил Урсулу за руку и повлек за собой, на ходу пытаясь стереть с губ около килограмма помады.

На Урсуле было эффектное синее платье, превосходно сочетающееся с ее огромными глазами, и элегантные белые замшевые перчатки. На одной руке висела на ремне необычная корзиночка, похожая на те, в которые кладут припасы, отправляясь на пикник. Должно быть, в этой таре она держала запас косметики, рассчитанный не на один год.