Филе из палтуса

— А теперь, — сказал я успокаивающим тоном опытного психиатра, — повтори, пожалуйста, медленно и внятно, что ты кричал, сбегая вниз по склону? Кстати, тебе не следует так носиться в это время дня. Во-первых, это вредно для здоровья, во-вторых, это может повредить твоему имиджу. Я было подумал, что в Мамфе разразился бунт и за тобой гонится толпа африканцев, вооруженных копьями и мушкетами.

Мартин снова вытер платком лицо и сделал еще глоток.

— Хуже, — произнес он, — несравненно хуже.

— Хорошо, рассказывай тихо, спокойно, в чем дело.

— Губернатор, — ответил он.

— Что — губернатор? Он уволил тебя?

— В том-то и дело, — сказал Мартин, — что может уволить. Потому я и нуждаюсь в помощи.

— Не вижу, как я могу тебе помочь. Я не знаком с губернатором и, насколько мне известно, не знаю никого из его родных, так что не могу нигде замолвить за тебя словечко. Но что ты такого ужасного натворил?

— Лучше я расскажу тебе все с начала, — отозвался Мартин, еще раз вытер лицо, подкрепился глотком пива и скрытно осмотрелся, проверяя, не подслушивают ли нас. — Так вот, может быть, ты не обратил внимания, но я неплохо справляюсь со своей работой, однако когда надо принимать гостей или еще что-нибудь в этом роде, непременно все испорчу. Когда я только что получил повышение и был назначен начальником окружной администрации в Умфале, тут же туда является с инспекцией этот чертов губернатор. Все шло прекрасно, в округе царил безупречный порядок, и шеф как будто был мной доволен. Он приехал всего на сутки, и под вечер я уже подумал, что все в порядке. Но, на беду, уборная в моем доме вышла из строя, и я не успел вовремя привести ее в порядок, а потому велел соорудить уютный шалашик вдали от веранды, за кустами гибискуса. А в шалаше, сам понимаешь, глубокая яма и перекладина для ног. Я объяснил губернатору, что и как, и вроде бы он все понял. Но мне. было невдомек, что моя африканская обслуга посчитала, что шалаш предназначен для них, и прилежно пользовалась им до прибытия моего шефа. И вот перед самым обедом он направляется туда. То, что он там увидел, вовсе не обрадовало его, ведь он полагал, что уборную соорудили специально для него. Когда же губернатор все-таки примостился на перекладине, она сломалась. Я слегка опешил.

— Господи, ты что же — не проверил эту перекладину?

— В том-то и дело, — ответил Мартин. — Есть вещи, в которых я ничего не смыслю.

— Но ты мог убить его, хуже того — утопить, — сказал я. — Знаю, на что похожа наша уборная здесь, и не хотел бы упасть в эту яму.

— Могу заверить тебя, что шефу происшедшее тоже не понравилось, — уныло отозвался Мартин. — Он, конечно, позвал на помощь, и мы вытащили его, но выглядел он, точно… точно… э… ходячая навозная куча. Не один час ушел на то, чтобы отмыть его самого, постирать и привести в порядок его одежду к утру, когда он должен был уезжать. И скажу тебе, дружище, обедали мы тот вечер очень поздно, и ел он очень мало и держался очень-очень холодно.

— Он что — лишен чувства юмора? — осведомился я.

— Начисто лишен, — яростно произнес Мартин. — Но не мне его упрекать за это. Не представляю себе человека, который стал бы веселиться, шлепнувшись в кучу навоза.

— Я тебя понял. Налей себе еще пива.

— Беда в том, — продолжал Мартин, — что я не однажды вот так оплошал. Были другие промашки, о которых предпочитаю не рассказывать тебе, потому-то мне пришлось так долго ждать, чтобы меня из помощников перевели в начальники окружной администрации. После того ужасного происшествия с уборной я попал в Умчичи, и ты сам понимаешь, что это означало.

— Да уж, — сказал я, — мне не доводилось там бывать, но я наслышан.

Умчичи — этакий Окаянный остров, туда посылали всех попавших в немилость начальников окружной администрации и их помощников. Там обитали прокаженные африканцы, а еще там было больше комаров, чем в любой другой точке побережья Западной Африки.

— Как ни увлекательны эти твои откровения, — заметил я, — не вижу, куда ты клонишь.

— Так ведь я именно об этом толковал тебе, когда спускался с холма, — объяснил Мартин. — Губернатор едет сюда с инспекцией. Будет здесь через три дня, так что мне необходима твоя помощь.

— Мартин, — сказал я, — при всей моей любви к тебе я не специалист по приему и обслуживанию гостей.

— Конечно, дружище, конечно, — отозвался Мартин. — Ты только подсоби мне кое в чем.

Отказать ему в этой просьбе было невозможно. Все белые жители Мамфе и девяносто девять процентов африканцев нежно любили Мартина.

— Мне нужно поразмыслить, — сказал я.

Мы посидели молча; Мартин ерзал на стуле, обливаясь потом. Наконец я крикнул:

— Пайес, принеси, пожалуйста, еще пива начальнику администрации.

Когда пиво было подано, я наклонился и пристально посмотрел на Мартина.

— Вот в чем твое единственное спасение, — произнес я. — Среди нас есть женщина.

— Женщина? — озадаченно молвил Мартин. — Какая женщина?