Фиктивный брак. Жизнь - это судьба

Они расселись и стали ждать с таким покорным терпением, что у меня защемило сердце. В их сознании все еще не укладывалось, что еды может быть в избытке. Четыре года полуголодного существования наложили свой отпечаток не только на образ мыслей, но заметно отразились и на их физическом состоянии. Все они страшно исхудали, выданная им новая военная форма болталась на них, как на вешалке, почти у всех ноги и руки были в гноящихся болячках, струпьях. Но даже на коже тех, у кого их не было, бросались в глаза многочисленные рубцы, резко выделявшиеся на загорелом теле. Лица этих людей, недавно сбривших отпущенные в плену бороды, напротив, выглядели неестественно белыми и болезненными. Но они были счастливы и радостно улыбались нам, наслаждаясь чаем и толстыми ломтями хлеба. Причем их восторг никак не соответствовал скромному гостеприимству, который мы смогли им оказать.

— Вы не представляете себе, — сказал мне седой мужчина сдавленным голосом, — что значит для нас сидеть за одним столом с такими английскими девушками, как вы, беседовать с вами, смотреть, как вы разливаете чай, чувствовать себя чистыми и в цивилизованном обществе, есть белый хлеб... ах... — У него перехватило горло.

— Здесь не так уж и много английских девушек, — поправила его одна из новеньких. — К вашему сведению, мы из Австралии.

— Я знаю, — признался он тихо и взглянул на говорившую с такой нежностью, что та, густо покраснев, примолкла.

Поужинав, мужчины выразили желание помочь нам, а когда мы начали из вежливости возражать, они стали подшучивать над нами.

— Послушайте! — воскликнул один молодой веселый лондонец, махая своим приятелям. — Когда узнают, чем мы здесь занимались, весь лагерь умрет от зависти. Многие ребята даже не подозревают, что здесь столько красивых девушек. Если они пронюхают, то, поверьте мне, сюда сбежится целая толпа!

И он оказался прав. В течение ночи возле нашего шатра появлялись многие обитатели лагеря. Одни, посмотрев на нас как-то боязливо, вновь исчезали в темноте, другие оставались и вместе с первоначальной дюжиной добровольцев помогали нам оборудовать прилавки. Их усилия не пропали даром, и в семь часов утра я, посоветовавшись предварительно с Рейн, решила открыть магазин.

— Хотя бы на пару часов, — предложила я, и она в знак согласия кивнула головой.

— Думаю, что можно, — добавила она. — Очень хотела бы надеяться, что нам хватит запасов продовольствия, чтобы продержаться два часа. Я уж не говорю о бритвенных принадлежностях.

Торговали мы всего полтора часа и в половине девятого утра были вынуждены закрыться, распродав подчистую все, что было у нас съедобного. Люди шли нескончаемой вереницей, терпеливо ожидая своей очереди. Они покупали любой товар, который лежал у нас на полках, — от колбасы до письменных принадлежностей. Некоторые требовали продукты питания в невероятных количествах — шесть дюжин пирожков с мясом или две дюжины кексов. Я поначалу полагала, что они покупают для друзей, которые по каким-то причинам не в состоянии сами прийти в магазин, и поэтому не возражала, не старалась нормировать продажу. Но потом, выйдя наружу в ожидании грузовика с товаром, я увидела одного из этих покупателей, сидящего на корточках у входа в палатку. Перед собой он сложил причудливой грудой купленные пирожки и шепотом без конца пересчитывал их; по его впалым щекам катились крупные, с горошину слезы.

— Разве вы не собираетесь их есть? — спросила я, останавливаясь возле него.

— Я не в состоянии, мисс, — ответил он, взглянув на меня полными слез глазами. — Видит Бог — не могу. Но я впервые за четыре года имею больше пищи, чем могу съесть, а я мечтал об этом с того самого момента, когда меня взяли в плен желтомордые ублюдки.

Уткнувшись лицом в ладони, он беззвучно зарыдал. Я смотрела на него и чувствовала, как у меня сжимается горло.

— Это не должно вас особенно волновать, — проговорил у меня за спиной чей-то ласковый голос. — Совершенно естественная реакция.

Обернувшись, я встретила устремленные на меня ясные, доброжелательные голубые глаза, которые сияли на покрытом густым загаром лице. Они принадлежали мужчине небольшого роста — пожалуй, всего на один дюйм выше меня, — но очень могучего телосложения, мышцы отчетливо проступали под загорелой кожей обнаженных по локоть рук. С необычайно широкими плечами, он, судя по внешнему виду, находился в отличной физической форме, и мне трудно было поверить, что он тоже бывший военнопленный — тем более из тех, кто провел четыре года на каторжных работах, строя Таиландскую железную дорогу. Для этого он выглядел слишком здоровым и веселым. Но тут я разглядела у него на коже рубцы и повязку на одной из щиколоток, а также заметила, что военная форма на нем была совершенно новой. Она топорщилась и сохраняла даже первоначальные складки. Он продолжал приветливо улыбаться, пребывая, как видно, в отличном настроении.