Фигня

Вдруг над аэропортом раздался гул двигателей. Все подняли головы вверх. На посадку шел лайнер «ИЛ-86».

– Это еще что?.. – растерянно прошептал Афанасьев и, расталкивая поднимавшихся по трапу пассажиров, бросился к своей машине.

Он хлопнул дверцей, машина умчалась.

Горохов, насупившись, смотрел в сторону садящегося самолета.

Пассажиры с других рейсов, участвовавшие в митинге, нестройной толпой потянулись обратно к аэровокзалу.

Навстречу им по летному полю бежала дежурная Пирожкова, держа в руках листок бумаги, который колыхался на ветру.

Она подбежала к трапу.

– Петр Герасимович… – пролепетала она, тяжело дыша.

– Что случилось? – недовольно спросил Горохов, спускаясь.

– Вот… – она протянула листок.

– Погоди… – Горохов достал из кармана футляр с очками, водрузил очки на нос, принялся читать бумажку.

Он прочитал текст, тяжело вздохнул и, аккуратно сложив, спрятал во внутренний карман шинели. Засунув руки в карманы и не взглянув на Пирожкову, Горохов пошел прочь от самолета по летному полю.

Бортпроводница у трапа, пропускавшая пассажиров, не выдержала, обратилась к Пирожковой:

– Танька, чего там?

– Телефонограмма. Лунева назначили. Завтра приступает к должности.

Горохов уходил вдаль по бескрайнему полю – сгорбленный, сломленный ударом судьбы.

Аэровокзал бурлил. Новость о Луневе передавалась из уст в уста, ее обсуждали. У кабинки справочной службы выстроилась длинная очередь.

В прорези окошка появилось лицо.

– Девушка, это правда?

– Что?

– Ну, Лунев…

– Правда.

Лицо сменилось.

– Девушка, я слышал, Лунева назначили?

– Назначили.

– А какой он?

– Что значит – какой?

– Хороший или плохой?

– У нас все начальники хорошие, – с достоинством отвечала Мила.

– Сколько ему лет, хотя бы?

– Кажется, пятьдесят.

– Что делается! – лицо исчезло.

Появился кавказец.

– Девушка, скажи, в Баку теперь совсем не будем летать?

– Почему вы так решили?

– Лунев…

– Будем летать по расписанию.

– Хорошая девушка…

Возникло лицо молодого парня, который уже пытался познакомиться с Милой.

– Девушка, как вас зовут?

– Мила.

– А Лунева как зовут?

– Геннадий Сергеевич.

– А меня зовут Витя, – он протянул в окошечко руку, пожал милину ладошку. – Говорят, правильный мужик?

– Не знаю.

– Давайте встретимся!

– Где?

– Во Фрунзе. Если улетим. Теперь ведь улетим, да?

– Не знаю.

Парня вытеснила деревенская старушка.

– Доченька, расскажи…

– Что вам рассказать?

– Про этого… нового начальника.

– Зачем это вам?

– Не летала я никогда, понимаешь? У меня сын в Сибири. Туда только самолетом можно. А я боюсь… Недельку здесь потолкалась, еще больше испугалась. Загробят, как пить дать, при такой-то службе… Вот я и думаю: мне дальше ждать или как? Может, что перемениться?

– Не могу сказать.

– А кто могёт?

– Подождите, я узнаю.

Мила опустила шторку окошка, набрала по телефону номер.

– Тань, а Тань… Там у вас Нади нету?.. Ну, которая с Луневым работала… Скажи ей, чтобы ко мне пришла. Только быстренько!

В тесной комнатке, набилось человек десять молодых аэрофлотовцев – бортпроводницы, пилоты, техники… Пирожкова остановилась в дверях.

Надя рассказывала.

– Театры любит… Как прилетим в какой-нибудь город, сразу идем в театр всем экипажем. Потом обсуждение спектакля… Особенно комедии. Но не пустые, а со смыслом. Правда, смеялся на них он мало, все больше грустнел. Выйдет из зала, головой тряхнет и говорит: «Ничего, еще не вечер…»

– А что это значит? – последовал вопрос.

– Кто его знает?.. Я его как-то спросила: «Геннадий Сергеевич, почему вы комедии любите?» А он говорит: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым. Маркс сказал». – «Чего же вы не смеетесь?» – спрашиваю. – «Да видишь, Надя, – говорит, – никак нам с прошлым не расстаться, никак…»

Вошла Пирожкоова.

– Надя, тебя Мила просит зайти. В справку.

– Зачем?

– Не знаю.

– Пассажиры, видать, интересуются, – сказал один из пилотов.

– А как же? Всем интересно, – согласился другой.

Надя пошла к дверям. Несколько человек двинулись за нею.

Чиненков и Туркин вылезли из канализационного люка, откинув изнутри крышку, и оказались в хозяйственном дворе ресторана. Здесь стояли баки, переполненные пищевыми отходами, в которых копошилось множество кошек.

У распахнутого служебного входа в ресторан стояла «Волга» – пикап с откинутой задней дверцей. В нее грузили ящики с помидорами, на заднее сиденье наваливали какие-то пакеты. Сноровисто бегали официанты под присмотром буфетчицы.

– Наверняка, кот здесь. К местным прибился, – сказал Чиненков, указывая на кошек.

Туркин жмурился на солнце.

– Откуда вы, такие красивые? Боря, погляди на себя! – сказала буфетчица.

Чиненков принялся отряхиваться.

– Кота ищем, Ирина Семеновна.

– Какого кота?

– Потерялся важный кот. Не поможете?

– Не до тебя сейчас. Тут такое творится!

– А что случилось? ОБХСС?

– Хуже… Лунева назначили.

Чиненков окаменел.

– Ну, все. Это все, – не разжимая зубов, проговорил он.

Туркин с корзиной ходил вдоль мусорных баков, высматривая кота… Кошки лениво укрывались за баками. Чиненков подошел к Туркину вплотную. Туркин испуганно взглянул на него.

– Лунева назначили, слышал?

– Думаете, это серьезно? – спросил Туркин.

– Это крышка… Мне. Тебе. Котам… Всему крышка!