Он лежал, и его томило отчаяние. Но к утру усталость и духота взяли верх над душевной и телесной болью. Он погрузился в тревожную дремоту, и в его снах странно мешались театральные состязания и заговор. Вот он сам выступает в своей комедии, скамьи битком набиты зрителями, но только почему-то это не театр, а каменоломня. Он хочет предостеречь зрителей, но может говорить только стихами. И вот он начинает облекать свое предостережение в стихи: очевидно, в его памяти были свежи усилия, которых ему стоили изменения в монологе Главка, — во всяком случае, еще не совсем проснувшись, он успел сочинить несколько строк в том же размере:
Они звучали в его ушах так живо, словно он вовсе и не спал; он даже услышал, как глашатай объявлял его победителем состязаний. Все зрители кричали: «Алексид! Алексид!»
Он открыл глаза и застонал, так все его тело болело от неудобной позы.
— Алексид! Алексид!
Так, значит, это не сон? Кто-то действительно произносил его имя — но тихим шепотом и у самого его уха.
Алексид хорошо знал Коринну и мог бы догадаться, что она неспроста так легко смирилась и позволила ему выслеживать Гиппия в одиночку. Она просто не стала тратить время на бесплодные споры, решив про себя, что все равно потихоньку пойдет за ним. Если она будет держаться поодаль, Алексид — а уж тем более Гиппий — ничего не заметит. Ну, а в случае беды она сможет прийти ему на выручку.
Так и вышло. Коринна добралась до самой каменоломни, но побоялась ползти мимо стражи. Однако и оттуда она услышала крики, когда Алексид был обнаружен, и поняла, что его отнесли в пещеру. Но что произошло потом, ей узнать не удалось. Когда все затихло, она решила, что одна помочь ему не сможет, и помчалась обратно в Афины по залитым лунным светом полям, легконогая, словно сама охотница Артемида, — только вряд ли богиня когда-нибудь бывала такой оборванной и перепачканной.
На ее счастье, городские ворота были открыты: из окрестных селений в город уже начали стекаться люди, так как театральное представление должно было начаться сразу после восхода солнца, а каждому хотелось занять место получше.
Коринна направилась прямо к дому Лукиана. Он все-таки был лучшим другом Алексида. И она не знала, к кому еще обратиться за помощью.
В доме уже проснулись. После некоторых препирательств Коринне удалось упросить привратника сходить за Лукианом, и тот вскоре вышел к ней, протирая глаза.
— Это ты? — возмущенно спросил он. — Да как ты…
— Я знаю, что ты меня не любишь, — решительно сказала Коринна. — Но это неважно. Алексид попал в беду.
Она шепотом объяснила ему, что Гиппий виделся с Магнетом в пещере и они схватили Алексида, когда он пытался подслушать их разговор.
Лукиан забыл обо всем, кроме опасности, грозившей его другу.
— Я сейчас же иду к отцу. Мы соберем вооруженный отряд и…
— Нет, нет. Это может кончиться плохо… для бедного Алексида, хочу я сказать. Они… — Она вздрогнула и, поколебавшись, докончила:
— Они что-нибудь сделают с ним. Или оставят его заложником, если им придется силой пробиваться к границе.
— Ты права, — ответил Лукиан и задумался.
Коринна вдруг почувствовала, что вся ее прежняя неприязнь к нему исчезла. Как он побледнел! Наверно, он все-таки очень любит Алексида.
— Надо подумать, — продолжал Лукиан. — Не удастся ли нам одним спасти его?
— Можно попробовать, — ответила она и рассказала ему свой план.
Он удивленно посмотрел на нее:
— И ты не сказала про это Алексиду?
— Нет. В первый день я не хотела вам говорить. Я ведь не знала, как все потом обернется, и моя тайна могла мне пригодиться. Так уж учила меня мать, — пояснила она с виноватым видом, — не слишком-то доверять людям. Мне не хотелось, чтобы он знал, что я тогда сказала неправду.
Лукиан затянул ремни сандалий, и они незаметно выскользнули на улицу, где было уже почти светло.
— А почему ты сразу этого не сделала? — спросил Лукиан.
— Опасно. Кому-нибудь надо отвлечь их от пещеры.
— Да, конечно… Ну, во всяком случае, я рад, что ты позвала меня.
Они миновали городские ворота. Небо над Гиметтом медленно краснело, а на его снега уже лег розовый румянец.
— Алексид! Алексид! — шептала Коринна ему на ухо.
Он пошевелился, и она принялась резать ремни, связывавшие его руки. Перед собой он видел неровный клочок серого неба в рамке зубчатых краев расселины. Костер давно погас. Рядом с ним валялись плащи, сандалии и пустая амфора. Ни Магнета, ни Каллибия не было видно, но он услышал их голоса — они о чем-то возбужденно совещались у входа в пещеру.