Февраль

Потом они умерли, и Габриель остался один, ровно до тех пор, пока старший брат сам не нашёл его. Вот такую трогательную историю Габриель мне рассказал. И, разумеется, предпочёл умолчать о том, что послужило причиной размолвки, и о том, что финальным актом стало хладнокровное убийство Этьена и нарцисс на его груди.

– Думаю, они поругались из-за галереи, – предположил Арсен, почувствовав на себе заинтересованный взгляд Томаса. Будучи далёким от парижских новостей, таких подробностей он не знал, в отличие от русского журналиста, у которого везде были связи. И ему, как и мне, было очень интересно послушать. – Этьен де Лакруа открыл собственную художественную галерею в прошлом году, вот только работ Габриеля там почему-то не было. Ни одной. На месте Габриеля я бы тоже не смог ему этого простить, тем более, у Этьена наверняка имелись средства, чтобы спонсировать своего брата. Он просто не стал этого делать. Судя по тому пренебрежительному нарциссу, Этьен был самовлюблённым и заносчивым эгоистом, и не думал ни о ком, кроме самого себя. Целая галерея в Париже, неужели в ней не нашлось места хотя бы для парочки картин родного брата? И, тем не менее, не нашлось! Это я совсем недавно узнал, не поленился съездить в город и телеграфировать кое-кому из моих парижских друзей, – добавил Планшетов, чуточку самодовольно. Томас грустно улыбнулся ему, похвалив за находчивость, а я лишь кивнула.

– Что касается остальных, – сказал он, повернувшись ко мне, – мне понятно всё, не считая Иветты Симонс. Предыдущие жертвы были так или иначе связаны с искусством, не считая Эвелины Реньян, которая являлась хозяйкой доходного дома и наверняка сдавала Габриелю комнату внаём.

– И Марии Лоран, – подхватил русский журналист. – Эта девчушка была обычной торговкой цветов. Красивая черноволосая девушка, цветы… Всё, как он любил. Она продавала их на привокзальной площади, там он, вероятно, с ней и познакомился.

Как и мой муж. А я-то всё гадала, где ухитрился Рене пересечься с дочерью простого полицейского? На площади рядом с вокзалом, где мой покойный супруг оказался первым делом, по приезду в столицу.

– Остальные девушки либо покровительствовали молодым художникам, либо просто любили живопись: вот Офелия де Вино, к примеру, часто посещала выставки, и просто не могла без них жить! – Добавил Томас. – Это я от Лассарда узнал ещё до его отъезда, он был дружен с Себастьяном де Вино, и часто гостил в их доме, когда приезжал в Париж.

Потерянные частички мозаики постепенно находились и вставали на место в руках Арсена и Томаса. Ещё немного, и головоломка будет собрана, никаких пробелов не останется. А я-то ведь тогда ломала голову, что забыл Лассард на похоронах Офелии де Вино! Выходит, он и впрямь был дружен с её отцом. Как всё оказалось просто!

– Неясно одно, – продолжил Томас вкрадчиво, – каким образом в эту компанию затесалась Иветта Симонс?

– Вас смущает её титул? – Арсен пожал плечами. – Думаете, одинокий бедный художник ни при каких обстоятельствах не мог бы познакомиться с женой нефтяного магната, графиней? Да, будет вам! Дочку посла он же где-то подцепил?

– Как-то всё это… странно, – не унимался Томас. – Не вписывается в общую картину. Она единственная из жертв была светловолосой! И этот чертополох… как-то грубо, в самом деле! Во всех предыдущих случаях он подбирал более изящные цветы, чем какая-то сорная колючка!

Да что ж ты такой проницательный-то, в самом деле? И ничего-то от тебя не утаишь! Планшетов вон, и тот не сомневался, лишь беспечно пожимал плечами, а ты?! Ох, недаром я ещё в первый день подумала, что Томас Хэдин – человек величайшего ума!

Чтобы увести разговор от нехорошей темы, я спросила:

– А как же Селина? Ведь доктор определил время смерти, а с двенадцати до половины третьего Габриель был в столовой вместе со всеми нами! – Это, признаться, никак не укладывалось у меня в голове, но Томас поспешил объяснить:

– Хартброук ошибся на полчаса. Он уже не молод, как вы могли заметить, да и вскрытиями не занимался порядком. Как мы все помним, он практикующий врач при отеле, а в «Коффине», не сомневаюсь, подобные операции делают не каждый день! К тому же, Селина Фишер была его знакомой, племянницей хорошего друга, метрдотеля Фессельбаума. Витген сказал, у доктора тряслись руки, когда он закончил работу. Думаю, он не в том состоянии был, чтобы делать объективные выводы. Но Витген торопился, поэтому настоял, у него не было особого выбора, он спешил поймать убийцу как можно скорее.

Меня, надо думать. Я была у него на подозрении из-за этой дурацкой шляпки, а потому ему важно было знать приблизительное время смерти несчастной Селины. Если бы на тот момент у меня не оказалось алиби, меня арестовали бы, не дожидаясь приезда де Бриньона.