Фернандо Магеллан. Книга 1

– Вы нарушили заповеди Господни? – допытывался отец Антоний, устремив на офицера хитрые оливковые глазки. – Стали невольным свидетелем преступлений соседа? – Он опасливо посмотрел на дверь и понизил голос, чтобы не услышали из коридора: – Ходят слухи, будто дон Педро занимается чернокнижием. Вы слышали по ночам голос нечистой силы? Почему на кухне у лекаря горит свет?

– В темноте трудно читать Библию, – усмехнулся капитан. – Сплетни распускают завистники доктора.

– Возможно, – задумчиво промолвил священник, его ручки сложились на груди, переплелись, пальчики нащупали крестик, забегали по нему— Зачем дон Педро покупает у контрабандистов языческие снадобья?

– Чтобы во славу Господа лечить христиан, – не растерялся Фернандо. – Иисус Христос исцелял больных и повелел апостолам.

– Он исцелял посредством благодати и перед восшествием на небо наделил ею учеников, – дополнил его мысль Антоний.

– Разве Церковь отрицает полезные свойства лекарств? – удивился Магеллан.

– Нет, если они не порождение Диавола. Но говорят…

– Вы знаете, что сделал римский император Траян с ябедниками и доносчиками? Он посадил их на корабли и выслал в море, чтобы ни один не вернулся на берег.

– Десяток иных правителей видели в них опору власти, – мягко поправил капеллан. – Впрочем, мы говорили о ваших сомнениях, а не о доне Педро, – уклонился от спора Антоний, будто не он затеял разговор о враче.

– Мы беседовали о моей душе, – поддержал его Фернандо, радуясь возможности прекратить неприятный разговор. – В последние дни меня угнетает мысль: в праве ли христианин владеть крещеным рабом?

– Вы думаете о слуге? – оживился капеллан.

– Я вывез малайца с острова, крестил, дал имя Энрике в честь принца Мореплавателя, которому Португалия обязана развитием корабельного дела. С тех пор меня посещают сомнения.

– Апостол Павел писал проживающим в Риме единоверцам: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога. Посему противящийся властям – противится Божию установлению, навлекает на себя осуждение».

После цитаты из Библии Антоний гордо выпрямился в кресле.

– Значит, рабство установлено Всевышним? – усомнился Магеллан.

– Власть, государство, положение человека в обществе – все от Бога, – уверенно произнес священник. – Павел поучал учеников: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван». Он писал в послании к эфессянам: «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте вашего сердца, как Христу». Когда Онисим сбежал от хозяина, принял христианство и примкнул к ученикам апостола, тот полюбил его, но отослал назад владельцу, не осмелился посягнуть на чужую собственность. Если бы он был против рабства, то спрятал бы Онисима у себя. Похожие примеры мы находим у Иоанна Златоуста и Блаженного Августина, считавших рабство наказанием за грехи. Они осуждали выступления за его отмену, ибо это противоречило Божьей воле, призывали рабов к кротости и смирению.

– Павел говорил о рабах, рожденных в неволе. Малаец появился на свет свободным, – возразил Фернандо. – Как бы вы поступили на моем месте?

– Я бы отпустил Энрике, – вопреки своей логике, неожиданно сказал юноша. – Любовь к истине, Господу Богу и рабство – не совместимы. Тиран не имеет в сердце любви. Без нее он не войдет в Царство Божие. Апостол Павел писал в Первом послании к коринфянам: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если обладаю даром пророчества, знаю тайны, имею познание и полную веру, так что могу горы переставлять, а любви не имею, то я – ничто, – взволнованно произнес Антоний. – Если раздам имение и принесу тело на сожжение, а любви не имею, нет мне в том пользы. Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а приветствует истину; все покрывает, всему верит, всегда надеется, все переносит. – Незаметно для себя юноша встал на цыпочки, сжал кулачки и размахивал указательными пальчиками. Магеллан невольно приподнялся на подушке и, увлеченный искренностью Антония, заворожено глядел на разрумянившееся личико священника, заблестевшую тонзуру, горящие глазки. Капитан находил в словах отголоски своих мыслей, своей юношеской веры в добро. – Любовь никогда не исчезнет, хотя пророчества прекратятся, языки умолкнут, звания упразднятся», – закончил капеллан.

В тишине он ощутил неловкость, смутился, сел в кресло, опустил глаза в пол.

– Так и будет! – решил Фернандо, откидываясь на подушку— Отпущу Энрике на свободу, когда привезу назад на родину.